Книга День поминовения - Сейс Нотебоом

Лишь додумав эту мысль до конца, Элик разрешила себе вспомнить об Артуре Даане, но, поскольку в ней тут же закопошилось чувство унизительного беспокойства, она снова запретила себе о нем размышлять и позвонила Арно Тику. По выражению Арно, Артур отправился в кругосветное путешествие в Финляндию и/или Эстонию, откуда вернется в конце этой или в начале следующей недели. Но вот чего не увидел философ: положив трубку, Элик Оранье принялась швырять в другой конец комнаты, том за томом, следующие книги: «Cronica de los principes de Asturias», «Relaciones genealogicas de la Casa de los Marqueses de Trocifal»[38]и «Die Urkunden Kaisers Alfonso VII. von Spanien», а потом выключила свет и долго неподвижно сидела в темноте.

В тот день, когда Артур вернулся в Берлин, над городом ощущалось что-то вроде первого дуновения весны. Самолет финских авиалиний, на котором он возвращался из Хельсинки, пролетал над центром, так что сверху хорошо был виден этот шрам, который до сих пор никуда не делся, полоса ничейной земли, постепенно заполнявшаяся новыми зданиями, дорогами, пятнами зелени. Он увидел даже четверку коней на Бранденбургских воротах, которым спустя сорок лет снова разрешили скакать на запад, словно им хотелось как можно скорее достичь берегов Атлантического океана. Вот здесь они тогда и танцевали, эти люди, прямо на стене, в нимбе из серебристой воды.

Через два часа он уже рассказывал о них Виктору. Друзья хорошо знали друг друга, знали, кто о чем любит повспоминать, но почему бы не рассказать то же самое снова, тем более что рядом сидел Филипп, у которого в таких случаях загорались глаза, как у ребенка, готового слушать старую сказку хоть сто раз. Виктор в тот исторический день пошел против бурного течения толпы, наоборот, в восточную часть города, «точно одинокий сперматозоид», чтобы навестить старинного друга: «антиисторический экзерсис». Этот друг, скульптор, наполовину парализованный после сердечного приступа, сидел посреди комнаты в инвалидном кресле, «будто каменный гость, только без каменной поступи». По телевизору они видели, как в западную часть города тек мощный людской поток.

— Точно так же они проходили еще в мае мимо Горбачева и Хонеккера на трибуне. С флажками.

— Может быть, тогда шли все-таки другие?

— Это не играет роли. Все равно, люди всегда одни и те же. Как известно, толпа может идти в двух направлениях. Только объясните, в каком сегодня надо. И посмотри, сколько счастья на лицах! Они еще не знают, что их ждет. Хотят получить свою сотню марок. Жаль, что Брехт до этого не дожил. Но он спит. А ты, вообще-то говоря, что здесь делаешь? Ты пришел сюда ровно против движения истории!

Раньше этому другу Виктора заказывали декорации для Театра Бертольта Брехта.

— Что я здесь делаю? Да так, пошел прогуляться. Ведь всем остальным тоже вечером придется вернуться домой.

— Интересно, долго ли они еще здесь проживут. Посмотрим-посмотрим. Я-то никуда не спешу.

— По-моему, ты раньше не был в восторге от окружающих? Всегда называл их мерзавцами.

— Да, но то были мои мерзавцы. И я к ним привык. Здесь было намного веселее, чем ты думаешь.

— Для тебя — может быть.

— Господи Боже мой, обменять дерьмо знакомое на дерьмо незнакомое — это что, великие исторические события? Я делал это уже трижды. Сначала Веймарская республика, потом Гитлер, потом Ульбрихт, и теперь снова. Пусть меня оставят в покое. Только посмотри на эти рабские рожи. Всем хочется получить по банану, ну чем не обезьяны в зоопарке!

— У тебя были бананы.

— Не люблю бананов. Больно идиотская форма, и эта юбочка, которую приходится задирать. Вот если бы они были квадратные… Вон-вон, смотри!

По телевизору показывали полную женщину, совавшую себе в рот банан.

— Вот уж полная порнография. Есть вещи, которые надо бы запретить. Хочешь коньяка?

Когда Виктор шел домой, то на Чекпойнт-Чарли ему выдали банан и пачку жевательной резинки.

— Подарки от истории.

Виктор помахал этими подарками, пытаясь попасть в объектив телекамеры, в надежде, что друг увидит его.

В «Альзасе» было почти пусто.

— Как мало народу.

— Футбол, — сказал Филипп. И добавил: — Вы, конечно, отстали от жизни. Футбол — это примерно то же самое, что воскресенья без машин, помните, во время энергетического кризиса? Ни машин на улицах, ни посетителей в ресторанах, ни преступлений. А как с любовью? Как поживает таинственная незнакомка, которую видел один Арно?

— Понятия не имею.

— Почему бы вам не пригласить ее сюда?

— Филипп, я понятия не имею, где она живет.

— Это не беда, — сказал Виктор. — Если хочешь с ней встретиться, то пошли вечером к Шульце. Она, похоже, считает Арно своим гуру. Или партнером для тренировок по боксу. Они постоянно спорят, и всё на возвышенные темы. История как история или история как религия, всякое такое. Достоверные хроники или великие мысли, факты или обобщающие идеи, Бродель[39]или Гегель, как я понимаю. Бесполезно, но занятно. И немножко антимужские настроения. Арно это нравится. Он любит самоугрызаться. Но она хорошо умеет стоять на своем.

— Ну а ты что о ней думаешь?

Артур услышал в своем голосе нетерпение.

— Красивая женщина. Личность. Если позволишь. Или мне нельзя было с ней знакомиться?

Умница Виктор. В его словах есть доля правды. Что-то было не так в том, что другие запросто могли ее видеть. Ее, которая иногда вдруг появлялась, словно тень, у его входной двери, а иногда надолго исчезала, когда Артур мечтал об ее приходе.

— Будь осторожен.

На этот раз Виктор говорил совершенно серьезно, и Артур почувствовал, что в нем закипает бешенство. Это касалось только его одного. Это была только его жизнь, и не вздумайте вмешиваться! Но он знал, что Виктор дает чисто дружеский совет.

Артур посмотрел на своих друзей: Виктор отвел взгляд, а Филипп не понимал их разговора по-голландски, но знал, что речь идет о женщинах, и был в восторге. Один пришел из тридцатых годов, другой — из восемнадцатого века. Филипп встал, чтобы зажечь свечи на столах. Теперь он казался еще более странным. «Один из трех мушкетеров, скучающий по двум другим». Вера права. Веселый меланхолик.

— Если ты хочешь успеть к Шульце, то пора идти, — сказал Виктор.

— И я должен быть осторожен?

— Ты же все равно не сможешь. Что на роду написано…

— От того не уйдешь, — закончили двое других в один голос.

— Прежде чем вы пойдете к моему конкуренту, позвольте предложить вам шампанского, — сказал Филипп. — Шампанское каскадом.