Книга 2012: Загадка майя - Жорди Сьерра-и-Фабра

Все взгляды были устремлены на Джоа, связующее звено между мирами.

— Я тоже в этом уверен, — поддержал ее Давид, нежно обнимая девушку за плечи. — И они. — Он обвел взглядом остальных хранителей.

— Папа, ты тоже так думаешь?

Глубоко вздохнув, Хулиан Мир утвердительно кивнул.

— Конечно, доченька. Но после всего, что произошло в последние дни…

— Папа, ты должен верить. Не в меня и не в себя. В маму. Она придет. Обязательно придет. Я тебе обещаю! — страстно убеждала отца Джоа.

Машина набирала скорость. Водитель давил на газ, несмотря на дождь и шквалистый ветер. Но, к счастью, по их стороне шоссе движение почти отсутствовало. В противоположном направлении шел нескончаемый плотный поток, движение которого затормаживали обгонявшие друг друга на подъеме длинные многотонные фуры. Это было похоже на паническое бегство. Шоссе, по которому они двигались, связывало Канкун, штат Кинтана-Роо, с внутренними районами полуострова, поделенными между тремя штатами. Вскоре они должны были въехать в штат Юкатан.

Неожиданно Джоа вспомнила о других участниках этой истории.

— Судьи проявлялись?

Ответ ее не успокоил:

— Точной информацией мы не располагаем, но уверены: они что-то готовят. Именно поэтому мы мобилизовали значительные силы хранителей.

— Значит… мы на тропе войны, — подвела итог Джоа.

54

Отели, продолжавшие работать, пустовали. Хранители поселились в «Вильяс Аркеолохикас», и не только из скромности, но и потому, что вокруг этой гостиницы можно было создать защитную зону из микроавтобусов и внедорожников. Хранители заняли номера по соседству с Джоа и ее отцом. Устроившись в отеле, Джоа и Хулиан Мир пошли знакомиться с хранителями из Мексики, Колумбии, Панамы, Соединенных Штатов Америки и Испании, приехавшими на место раньше. Среди них были воистину ветераны движения, десятки лет прослужившие своему делу. Не все хранители добрались до Юкатана, а судя по погодным условиям, кому-то из них это могло и вовсе не удаться.

Отца и дочь ни на миг не оставляли одних. Только перед самым ужином они на несколько минут поднялись к себе в номер. В окна хлестал ливень. Потоки воды то и дело резко меняли угол наклона под мощными порывами ветра, дувшего все сильнее. Стихия разыгралась не на шутку. Хорошо, что не начались перебои с электричеством.

Хулиан Мир заключил дочь в объятия. Внимательно посмотрев Джоа в глаза, он наконец произнес:

— Давид хороший парень. Он мне по душе. Я в твою мать влюбился с первого взгляда. Джоа, ты у меня замечательная. И я отлично понимаю его. И тебя тоже понимаю.

— Спасибо.

— Знаешь, когда я увидел вас вместе, только тогда осознал, какой же одинокой ты была все это время. Иногда мы настолько теряем разум, что перестаем отдавать себе отчет в том, что в мире есть многое, ради чего стоит жить и бороться. А мой мир — это твоя мать и ты.

— Когда все закончится… Не знаю даже, как все у нас будет дальше… Папа, во мне иногда будто просыпается чудовище. Как тогда, в Гуантанамо…

— Тобой двигал гнев.

— Нет, папа! Мною владела ненависть. Мне хотелось… изничтожить их, понимаешь? Ненависть била во мне ключом, ненависть без тени жалости или сочувствия. Не хотелось бы, чтобы такое повторилось снова, потому что ничего более ужасного, горького и саморазрушительного я никогда не испытывала.

— Любовь вселяет в нас мир, Джоа.

— Но должна ли я быть столь эгоистичной и ради собственного умиротворения связать Давида обязательствами, обрекая его на неопределенное будущее?

— Почему ты не хочешь позволить ему решить это самому?

— Потому что он влюблен в меня, и это мешает ему мыслить рационально. Со мной сейчас происходит то же самое.

— Можно я дам тебе совет? Слушай всегда свое сердце и поступай каждый день так, как оно велит. Жизнь — в повседневном. И строить планы на далекое будущее — дело почти никчемное.

— Carpe diem.

— Совершенно верно.

— А в нынешних условиях тем более верно, да? Папа, ты веришь, что через два дня может завершиться этап в существовании человечества, что мы вступим в фазу обновления, которая приведет нас к цивилизации более высокого уровня?

— Кто знает, наша биологическая и духовная эволюция предопределены свыше или жизнь — что-то вроде бесконечного несчастного случая, и развитие обусловлено нашими собственными успехами и неудачами… Но есть вопрос, который сейчас очень сильно меня волнует. Никто не говорит, но я знаю, он у всех сидит в голове.

— О чем ты, папа?

— О тебе.

— Я не понимаю.

— Да нет, ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. — В голосе его звучала глубокая печаль. — Замечала ли ты в эти дни какие-то изменения в себе?

— Что ты имеешь в виду?

— Все дочери бури соберутся здесь, потому что это предписывалось им изначально, с момента прибытия к нам. И сейчас их позвали, дали сигнал. А если все так, как мы предполагаем, ты будешь представлять свою мать, будешь вместо нее.

— Думаю, тут ты ошибаешься. О том же самом мне намекал Давид, когда мы только познакомились. Уверяю тебя, если б я унаследовала на сто процентов все то, чем и кем была мама, то знала бы об этом. От нее во мне половина, а другая половина — твоя, папочка. Я принадлежу роду человеческому, сколь бы велики ни были дарования, ниспосланные мне из другого мира.

— Сегодня ты сказала, что мама будет там. Я надеюсь, что так и будет, и это наполняет меня страхом.

— Почему?

— Сначала целью моей жизни было любить ее. Потом — искать. А какая теперь может быть цель? Только обрести ее вновь.

— И чего же ты боишься?

— Вдруг она придет только для того, чтобы окончательно попрощаться?

— Она знает, что ты будешь там. И что на протяжении всех этих лет ты искал ее. И сейчас мы здесь именно поэтому. Мне думается, время во вселенной не измеряется везде одинаково. Земное ощущение времени, наши представления о жизни и смерти должны отличаться от того, как воспринимают течение времени они.

— Почему же она ушла? — продолжал Хулиан Мир мучить себя сомнениями.

— Тогда ее забрали. Если бы она осталась, события развивались бы иначе. И они ее забрали, у них имелись на то причины. Возможно, потому что она влюбилась, и у нее появился ребенок, как и у тех двух дочерей бури, которые тоже родили девочек.

— Высокая цена.

— Она подарила мне жизнь, папа.

— Иногда мне казалось, что она ангел. А ты — ее воплощение, дочка. И ее упование.

Он снова обнял дочь.

Упование.

А та ненависть, которую она чувствовала в Гуантанамо? Таким было ее воплощение? И упование…