Книга Наследство Алвисида. Канун Армагеддона - Андрей Балабуха

Неожиданно очень сильно захотелось есть. Сколько он провел времени в этих пещерах? Час, два, полдня? Усталости он не чувствовал, но заморить червячка и утолить жажду не помешало бы. Впрочем, с последним проблем не было — Радхаур подошел к ближайшей луже, сел на корточки и без всякой брезгливости зачерпнул горсть воды. Вода, как ни странно, оказалась очень вкусной.

На гладкой поверхности ледяного куба красовались две зазубрины — от его меча и меча Уррия. Он подумал, что мальчишку надо бы похоронить по-человечески, но сейчас у него нет ни сил, ни времени.

Что же делать? Рубить лед и сражаться с монстрами?

Растопить!!! Огонь есть, а… Тут он понял, что за время блужданий по подземелью не видел ничего, что годилось бы для костра.

Поднять бы этот куб на огненный — он бы растаял и затушил негаснущий костер…

Стоп!

Если нельзя растопить ледяной куб, то, может быть, его удастся вынести отсюда? В туннель он пройдет… Впрочем, можно и сверху принести дров — попробовать растопить здесь…

Так или иначе надо отправляться за подмогой, одному не управиться.

Радхаур направился к тому туннелю, через который пришел. Но сейчас этот туннель показался ему в десять раз длиннее, чем когда он шел здесь впервые. Голод он умел перетерпеть, да и усталость тоже, а о такой мелкой боли, как волдыри на кистях и лице, и говорить нечего. Радхаура угнетало то, что он не завершил свою миссию и не было никакой уверенности, что завершит.

Выйдя из туннеля он сразу заметил лежавшего возле спущенной веревки человека. По одеждам и комплекции сразу узнал своего сенешаля.

В сердце что-то защемило, и Радхаур даже удивился этому обстоятельству. Столько близких друзей и просто добрых знакомых потерял он на долгом пути, что думал — его собственное сердце превратилось в ледяное, как тот куб, который пока не отдал свою добычу.

Бламур умер не только что, тело его давно закоченело, кожа потеряла цвет, левой рукой мертвец держался за левую половину груди, в правой — сжимал меч. Эх, сэр Бламур, ну что тебе не сиделось в безопасном замке, где тебя все слушались и к вечеру всегда была готова чарка столь любимого тобой крепкого эля. Ты хотел умереть как воин, с оружием в руках, а не в постели, как какой-нибудь горожанин. Что ж, своей цели ты добился. Если Радхаур доберется до Рэдвэлла, в родовой графской усыпальнице появится еще один памятник — сэру Бламуру. И неважно, что гробница будет пустой, а телу сэра Бламура суждено покоиться в этом нерадостном месте, память о нем сохранят потомки графов Маридунских. Если… если сам Радхаур доберется когда-нибудь до Рэдвэлла.

Но веревка перед ним была длинная, кончик вился по земле.

Он уже схватился было за нее и хотел подниматься наверх, как какое-то чувство, может быть опыт долгих путешествий, может быть еще что-то, подсказало, что делать этого ни в коем случае не следует — обратно ему будет не спуститься. Радхаур приложил обгорелые руки к губам и прокричал, задрав голову:

— Эге-гей!!! Слышит меня кто-нибудь?!! Барон Ансеис!!!

Ответом ему была полная тишина, даже эхо молчало в этих мрачных краях, даже не правильный ручей, текший неподалеку по стене снизу вверх, не журчал.

Возможно, друзья просто отошли от края и звук их не достигает?

Радхаур кричал до тех пор, пока не осип. Его спутники либо погибли, либо ушли. Надрывать горло просто бессмысленно.

Радхаур склонился над телом сэра Бламура и заглянул в его дорожную сумку. Хлеб, две луковицы, завернутый в тряпицу сыр, еще из Рэдвэлла. Запасливый был сенешаль. В фляжке оказался священный напиток алголиан — сид. Пить это для удовольствия могут только алголиане, Бламур носил его с собой в лечебных целях, от простуды или чтоб снять боль при ранении.

Граф Маридунский вынул меч и стал копать яму для старого рыцаря. В детстве он его побаивался, считал сердитым и недалеким. Все, как и положено, оказалось не так, как представлялось в детстве. Жизнь сенешаля не отмечена какими-то выдающимися подвигами, но на таких и держится рыцарство.

Копать было трудно, но Радхаур работал целеустремленно, разгребая землю руками, словно забыв об ожогах. В этом жутком месте нет деления на день и ночь, здесь всегда сумерки. Он засыпал тело Бламура землей, прошептав подходящую молитву, ибо сэр Бламур был верным христианином. Сам Радхаур забыл, когда в последний раз молился и кому. Он водрузил на выросшем холмике подходящий камень, посидел немного рядом, отхлебнул глоток отвратительного сида. И снова отправился в туннель, ведущий к ледяному кубу. Через вход, который погибший юноша обозначил косым крестиком.

Конечно, было бы разумно обследовать и три других туннеля, но Радхаур догадывался, куда они приведут.

Достигнув пещеры, он подошел к изуродованному телу Уррия и, стараясь ни о чем не думать, выкопал еще одну могилу.

Никакого плана у него не было. Он знал, что или придумает, как извлечь необходимое ему из ледяного плена, или погибнет, иного не дано.

Он обследовал все подземелье, ничуть не удивившись нелогичности, не правильности, невозможности лабиринта — четыре пещеры были связаны относительно короткими туннелями, и из каждой пещеры шел длиннющий туннель, выводящий все к тому же выходу наверх, куда призывно звала спускающаяся веревка.

Сколько времени Радхаур провел в подземелье, он не знал, да и не важно это было. Если он не добудет сердце Алвисида, то останется здесь навсегда.

Он устал. Устал бороться за жизнь, за счастье — свое и Рогнеды, тем более, уже не верил, что оно возможно.

Он сидел перед ледяным кубом — последней целью, к которой шел долгие годы, — и не понимал, что делать.

Мелькнула шальная мысль выхватить Гурондоль и рубить, рубить проклятый лед, а там будь что будет. Погибнет, как положено рыцарю — с мечом в руках…

Это сделать никогда не поздно.

Он еще раз обшарил подземелье в поисках хоть чего-нибудь, что могло гореть.

Он выложил перед ледяным кубом три добытых частицы сердца Алвисида в безумной надежде, что четвертая часть сама выскочит из ледяного плена.

Он не знал, что придумать. Все сделано для достижения цели. Будь проклят Алвисид, и братья его, и весь этот беспощадный мир, который сделал из наивного мечтателя, мальчика с большим и открытым сердцем, беспощадную машину с таким же льдом в груди, как и тот, что не пускает его к цели…

Радхаур сорвал с себя куртку и рубаху, ухватился руками за верхнюю грань куба и прижался к обжигающей холодом поверхности всем телом — пусть сердце его, которое пока еще бьется в груди, замерзнет и превратится в лед по-настоящему.

Ведь из-за любви к нему погибла когда-то Сарлуза. Лореллы, той Лореллы, что он полюбил, тоже больше не существует. Марьян… которую он так и не полюбил до конца, но готов был соединиться с ней семейными узами и счастлив был бы до конца дней своих… А сколько еще невинных жертв молчаливо укоряли его на проклятой лестнице Моонлав!