Книга Прыжок в ледяное отчаяние - Анна Шахова

К шестнадцати часам все собрались в гостиной. На диване расположились трое — Загорайло, сгорающий от нетерпения, и негромко переговаривающиеся Шатова с Анной Михайловой, которая категорически не могла оставить мужа одного на столь нервной процедуре, как очная ставка. Так это собрание называли между собой сыщики. Робеющая Михайлова держалась поближе к Люше, предельно сосредоточенной и настроенной по-боевому. На широких кожаных креслах восседали следователи — Быстров и Епифанов. Алексей Алексеевич не отнимал платка от багрового лица — его мучил насморк. И вообще он всю эту самодеятельность не одобрял. Чушь какая-то, право слово, форменная самодеятельность подмосковных! Особенно раздражало его присутствие белобрысого сухаря Быстрова. Ему-то что за дело? Времени будто людям девать некуда. Сам же Быстров держался отстраненно и корректно. Как контролирующий на экзамене. Он знал, что Влад взял с собой пистолет, но решил страховать ситуацию. В прошлый раз чуть не погибла Шатова. А в этот — мало ли что. Из кухни принесли три ротанговых кресла — и они заняли центральную часть комнаты. В среднем восседал Валентин, оказавшийся под «прицелом» Люши. Михайлов держался на удивление спокойно, будто дав себе обет ничему больше в этой жизни не удивляться. На правом кресле разместился, вернее, провалился в него — Стрижов: торчала лишь одна маленькая черная головка со сверкающими глазками. Его «куратором» оказался Загорайло. Слева, ближе к входу, сидел Сверчков — традиционно, на краешке, с виноватой улыбкой. С него не спускал глаз Сергей Георгиевич. Последними явились супруги Карзановы с собственными стульями. Они были похожи на людей, опоздавших на спектакль и боящихся потревожить публику лишним звуком или движением. Парочка расположилась за спиной хозяина квартиры.

Да, маленькой кулебяки на всех явно не хватило бы. Впрочем, никто из гостей и не пожелал отведать пирога с чаем. Первый сюрприз Сверчкова — с угощением — пошел насмарку. Анатолий Сергеевич, пытаясь сохранять спокойное и доброжелательное лицо, предложил приступить к делу.

— Похоже, следственный эксперимент можно начинать? — смиренно обратился он к Алексею Алексеевичу.

Тот протрубил, уткнувшись в платок, и, вытерев нос и глаза, махнул рукой… Шатовой.

Люша набрала побольше воздуха и звонко, но со всей возможной строгостью обратилась к Сверчкову:

— Анатолий Сергеевич, следствию стало известно, что на письменном столе в кабинете Виктории Владимировны находился подарочный нож для бумаг с волнистым лезвием. Вы не могли бы показать нам этот нож?

Сверчков опешил, но мгновенно взял себя в руки и, ухмыльнувшись, развел руками:

— Я не понимаю, о чем идет речь, простите.

— Изумительно! — крикнул Валентин, закидывая ногу на ногу. — Не понимает он! Мы же ржали с тобой над названием этого, с позволения сказать, сувенира, когда Викче подарил его кто-то из рекламщиков. Что?! — тряхнул он рыжей головой, набычившись в сторону зятя: — «Ударная волна», не помнишь?

Сверчков вновь развел руками и поджал в раздумье губы:

— Ну, Вике много что дарили. Может, и нож. Но зачем он ей? Я и не помню такого. Может, валяется где-то в столе. А что, в чем дело? — Анатолий Сергеевич посмотрел на Епифанова, который, задрав голову, капал в нос галазолин. Схватив себя одной рукой за нос, дабы лекарство не вытекло, второй он махнул Загорайло. Видно, партия сегодня у руководителя расследования была поистине дирижерская.

Влад извлек из внутреннего кармана полиэтиленовый пакет, на дне которого как пойманная рыба лежал небольшой тонкий нож с деревянной резной ручкой.

— Не узнаёте? — Влад легко поднялся с дивнана и подошел к Сверчкову.

Вдовец натужно всмотрелся в нож и пожал плечом.

Загорайло поднес орудие к креслу Михайлова. Валентин, едва взглянув, отвалился на спинку:

— Да, конечно, это он.

— Да почему ты думаешь, что «именно он»? — возвысил голос Сверчков. — Наш, небось, где-то валяется. И, что, собственно, это означает?

— Это означает то, что я лично, осматривая комнату Виктории Владимировны по просьбе ее брата, видел этот нож на столе. Он не валялся. Лежал рядом со стопкой бумаг, и я склонен думать, что им подчас пользовались. А вот после сеанса господина Мячикова, вернее, после его смерти, нож бесследно исчез. — Тут Влад артистично повернулся на каблуках к Епифанову:

— Впрочем, не бесследно! Его нашли на отмели, у реки Яузы, аккурат напротив соседнего двора.

Загорайло приблизился к Сверчкову и стал раскачивать пакет у его носа:

— Убийца выбросил его в речку, да промахнулся. И на нем обнаружены не только следы крови, но и отпечатки пальцев.

В комнате стало так тихо, будто присутствующие разом прекратили дышать.

— Да черта с два там есть отпечатки! — захохотал Сверчков. — Дешевые трюки для слабаков.

Его лицо вдруг налилось яростью. Будто из-под маски доброго клоуна проступила звериная морда оборотня, готового сражаться за свою жизнь до последнего.

— Это не мой нож! Я никогда его не видел, и больше вы меня своими приемчиками можете не испытывать. Вон, с другими играйтесь. — Он показал в сторону Стрижова, который сидел, закрыв ладонями лицо.

— И до других черед дойдет, — прогнусавил Епифанов. Он громко сглотнул и заговорил более-менее нормально. — А оставить мы вас в покое, Анатолий Сергеевич, никак не можем. Хотим уточнить все детали убийства вашей супруги и других жертв. Вы готовы их рассказать?

Сверчков, скалясь, качал удрученно головой, будто сочувствуя всем этим людям, потерявшим остатки ума.

— Он хочет! Он все расскажет, — Стрижов отнял руки от лица и окатил тестя ненавистью из-под очков.

Все взоры обратились к Олегу, а Анна Михайлова даже привстала с дивана, но Люша мягко тронула ее за локоть, и женщина села. Быстров пресек попытку Сверчкова вскочить и с тех пор стоял в позе стражника у его кресла.

Стрижов приободрился, как на институтской кафедре.

— Некоторое время назад мне поступило предложение от Виктории Владимировны уехать вместе с ней и моей дочерью на Мальту. Она хотела оставить всю эту изматывающую суету и, вложив средства в недвижимость, часть которой сдавать, спокойно воспитывать Маргариту. Я долго колебался. Как мне без работы? Но в феврале появились перспективы — возможность сотрудничества с Мальтийским университетом и защита диссертации, которая здесь в силу ряда непреодолимых, в том числе семейных причин, все никак не могла состояться. Да, я признаю, — Стрижов вошел во вкус гладкой говорильни и даже потрясал для убедительности узким перстом.

— Признает он… Глист! — Сверчков с такой прытью ринулся с кулаками на Олега, что Быстров едва успел схватить его за низ длинной рубахи: хорошо, Роман Карзанов подоспел и защитил зятя от тестя.

— А кино не посмотрим?! Жиголо недоделанный! Альфонс безродный… Бедная моя Лизочка… На костях… Кощунники… — Когда Сверчкова, выкрикивающего нечленораздельные слова, усадили в кресло, к Стрижову обратился Сергей Георгиевич Быстров.