Книга Обретение мудрости - Дэйв Дункан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он неопределенно кивнул, потом снова улыбнулся.
— Тебе она нужна. В городе есть два торговца медью, Джасиулко и Феннероломини.
Это ее заинтересовало.
— Как ты это выяснил? Ты был на берегу, в городе колдунов? Это безумие!
Он тряхнул мокрыми волосами.
— Воины не сходят здесь на берег, госпожа.
Она посмотрела на его ноги.
— Тогда я лучше скажу Том'о, чтобы он помыл палубу.
Он посмотрел вниз и прикусил губу, раздосадованный тем, что забыл о такой мелочи.
— Пожалуйста, не спрашивай, госпожа.
Где паренек ухитрился так перепачкаться? Его лицо, казалось, было покрыто слоем жира. Многообещающий мальчик. Собственно, решила она, он — одно из тех самых чудес Шонсу.
— Информация о торговцах, конечно, ценная, Катанджи, однако она не стоит двух золотых.
— Есть кое-что еще, — широко улыбаясь, сказал он.
— Давай.
— Две ночи назад был пожар, — возбужденно выпалил он. — Склад Джасиулко сгорел. Он потерял весь свой товар.
Брота уставилась на него, не в силах произнести ни слова. Она не сомневалась в том, что он говорит правду. Она протянула руку к мешочку с деньгами и молча подала ему еще два золотых.
Возможно, дело было в заклинании колдуна, но Брота предпочитала думать, что это работа Богини. Так или иначе, она оставила корабль в гавани на ночь, а утром известила обоих торговцев медью. Им пришлось торговаться друг с другом, так как Феннероломини дорого бы дал, чтобы оставить Джасиулко ни с чем. В конце концов весь груз забрал Джасиулко за пятьсот двадцать три золотых. Брота пожала ему руку, затем спустилась в свою каюту и станцевала джигу.
Лаэ отправилась на разведку и вернулась с радостной вестью о мебели, сделанной из напоминавшего дуб дерева, которое нигде не росло, кроме как в окрестностях Вэла. Когда торговые агенты доставили образцы, Брота согласилась с ее оценкой и загрузила корабль полированными столами, витиевато украшенными стульями и изящно инкрустированными сундуками. «Сапфир» провел в гавани вторую ночь, и колдуны никого не беспокоили. Ннанджи скрывался в рубке. Бред Шонсу стал тише, а его рана — еще хуже. Казалось, он был как никогда близок к смерти.
Никто не спрашивал, где новичок Катанджи, но на следующее утро он был на корабле — когда «Сапфир» на рассвете отчалил в направлении Дри, находившегося в трех днях пути выше по реке, все еще с умирающим воином на борту.
Шли дни, но до Дри не становилось ближе. Развернув все паруса, «Сапфир» едва двигался по остекленевшей реке, с трудом преодолевая силу течения под судорожным, прерывистым ветром.
Хонакура становился все более озабоченным. Даже он, при его профессиональной вере в чудеса и миссию Шонсу, все с большим трудом мог поверить в то, что воин останется в живых. С каждым утром могучая фигура Шонсу выглядела все более истощенной, и то, что он все еще жив, казалось результатом прямого вмешательства богов. Джия от усилий и тревоги превратилась в привидение, Ннанджи был мрачен и угрюм.
Моряки готовили свой собственный план. Они посоветовались с Хонакурой, поскольку сперва не могли поверить в серьезность намерений Ннанджи. Старик заверил их, что они вполне серьезны, и что никакая опасность, угрожающая ему самому или его друзьям, не заставит молодого воина отказаться от того, что он считал своим долгом чести. Если Шонсу умрет, Ннанджи выступит с мечом против Томияно.
Если бы это случилось — по крайней мере, так предусматривал план — на него бы набросили сеть, связали, словно свинью, и выкинули бы на берег вместе с остальными пассажирами.
У самого Томияно были иные мысли на этот счет. Его ненависть ук воинам не оставляла места подобному исходу в его собственном варианте будущих событий. Любой необдуманный поступок со стороны Ннанджи был бы встречен острым ножом, и плевать на последствия. Некоторые с ним соглашались.
На «Сапфире» было неспокойно.
Однако сейчас на нем наступило затишье, как и во всем их путешествии. Старый жрец знал, что дело не терпит отлагательства — процесс, который должен был занять годы, сжался в несколько коротких дней. Боги спешили, но что-то застопорилось. Очевидно, кто-то должен был что-то сделать, но не смог догадаться, что именно. Хонакура готов был помочь, но он был второстепенным участником этой драмы, и ему не позволили бы слишком вмешиваться. Кроме того, он не знал, что должно произойти дальше, и от кого это зависит.
Конечно, некоторую подсказку давали ему пророчества Икондорины, и загадка полубога начинала приобретать некий смысл. Он знал больше остальных о миссии Шонсу — определенно больше, чем сам Шонсу — но в данный момент он был поставлен в тупик.
День был жарким и безветренным. До берегов по обе стороны было далеко, на востоке виднелись туманные очертания гор, вода казалась лазурным зеркалом. Высоко над головой — а взглянуть прямо вверх для Хонакуры было не так-то просто — словно ленивцы, висели на канатах мальчишки, среди них Катанджи. Группа женщин сидела на кормовой палубе, тихо беседуя и занимаясь вязкой теплой одежды для зимы в этом далеко не тропическом климате. Холийи, Малоли и Олигарро плели веревки — мирная, сидячая работа. Линихио и Синборо с явной гордостью держали руль, хотя корабль почти стоял на месте, оставляя в кильватере легкую рябь на блестящей водной глади.
Единственным энергичным членом команды был Томияно. Стоя на коленях возле кормового люка, он скоблил одну сторону его крышки куском песчаника. Похоже, работа была не из приятных. Видимо, он хотел показать, что полностью здоров, и несколько камней, которые он положил на виду рядом, явно намекали на то, что он не отказался бы от помощи. На этот намек никто не обращал внимания. Подумав, Хонакура решил, что его цель состоит в том, чтобы снять старую краску перед тем, как наносить новую — о подобных проблемах ему самому не приходилось заботиться с детства, но это казалось логичным. Так или иначе, Томияно был единственным, кто проявлял хоть какую-то активность, а скрежет его камня был единственным громким звуком.
Ннанджи стоял у борта, глядя на рыбацкие лодки вдали. Никто из команды с ним теперь не разговаривал. К нему относились как к опасному зверю.
Хонакура медленно подошел к нему и встал рядом, положив руки в черных рукавах рядом с его жилистыми молодыми руками. Ннанджи повернулся и какое-то мгновение пристально смотрел на него.
— Без перемен? — спросил он.
Хонакура покачал головой.
Воин кивнул и снова перевел взгляд на воду. Напряжение последних дней явно сказывалось на нем. Мягкие юношеские черты его лица стали более угловатыми. Даже в его молчаливом взгляде появилось что-то новое.
— Знаешь, в казармах я тоже не пользовался особой популярностью, — тихо сказал он.
— Что ты имеешь в виду?
— То, что тебе незачем всюду следовать за мной с озабоченным видом. Ты похож на мою мать, которая все время беспокоилась, нет ли у меня запора.