Книга Добрый мэр - Эндрю Николл

Тибо не шел у нее из головы. Вечером, когда она лежала, развалившись, на кровати, а Гектор рисовал ее, она, наконец, разозлилась. «У него нет права! — думала она. — Какое ему дело! У него был шанс. У него было множество шансов. Я не позволю ему испортить мне жизнь своими хныканьями. Плакса! У меня теперь есть настоящий мужчина». Она слегка повернула голову, чтобы посмотреть на Гектора.

— Ради Бога, не шевелись! — сказал тот.

— Извини. — Агата вернула голову в прежнее положение. — Может быть, поговоришь со мной?

— Нет. Я работаю. Ты думаешь, это так, игрушки? Помолчи.

Агата вздохнула и почтительно замолчала.

В углу на потолке сплел паутину паук, а рядом виднелись три темных пятна, два больших и одно поменьше. Откуда они там взялись? И как быть с Тибо Кровичем? Ее раздражает, что он так расстраивается. И еще больше раздражает, что он не желает этого показывать. Он должен бушевать, кричать, осыпать ее оскорблениями, умолять ее вернуться, может быть, даже стукнуть ее разок — но нет, от него этого не дождешься. Он будет упорно притворяться, что рад за нее, когда и слепому видно, что он убит горем. Это он специально, чтобы ее помучить!

— Ты сдвинула ногу. Верни ее назад. Нет, другую! Ну вот, теперь ты сдвинула обе. Пошире… Да, так хорошо.

Но больше всего Агату расстраивало то, что Тибо страдает. Это оскорбляло ее женские инстинкты, которые были в ней так хорошо развиты: стремление воспитывать, кормить, лечить, утешать. Его нужно кормить. Она могла бы накормить его. «Я могла бы. Могла бы. Ведь я готова была сделать это раньше. Это не значило бы ровным счетом ничего. Просто проявление доброты. Только один раз».

Гектор захлопнул блокнот.

— Не шевелись. Сохраняй эту позу. Я хочу взять тебя именно в этой позе, и чтобы на твоем лице было именно такое выражение.

Он швырнул штаны на пол и запрыгнул на нее.

~~~

На следующее утро (это был четверг, последний четверг в жизни Мамы Чезаре) мэр Тибо Крович, по обыкновению, зашел в «Золотого ангела», не торопясь, выпил кофе по-венски и вышел, оставив на столике пакетик с мятными леденцами.

Как обычно, едва он ушел, Мама Чезаре поспешила к оставленному им столику, но на этот раз вместо того, чтобы тихо и спокойно все убрать, она схватила леденцы, засунула их в карман передника и выскочила на улицу.

Ей пришлось поспешить, чтобы не потерять Тибо из виду. Быстро-быстро переставляя короткие ноги, она пробиралась между прохожих, петляла в утренней толпе среди людей, которых никогда прежде не видела, потому что они, спешащие на работу, всегда были снаружи, а она — внутри, подавала кофе и пирожные. Пар от их дыхания висел над ее головой и плыл призрачными лентами вдоль Замковой улицы, словно дымка, по которой летним утром можно проследить течение реки, невидимой среди полей или укрытой в низине. День был очень холодный. Люди говорили об этом по пути на работу, а позже, сидя в «Золотом ангеле», высказывали предположение, что если бы Мама Чезаре чуть-чуть задержалась, чтобы надеть пальто, а не выбежала на улицу в одном платье и коричневом переднике, возможно, она прожила бы на несколько лет дольше.

Однако Мама Чезаре не чувствовала холода, пока бежала. Он хватал ее за рукав, его жгучие щупальца проникали в ее легкие, но она этого не замечала. Она сконцентрировала все свое внимание на Тибо, который, впрочем, шел своей обычной дорогой: по Замковой улице, по мосту через замерзший Амперсанд, по обильно посыпанной песком площади — в Ратушу. Только когда Мама Чезаре добежала до парадного входа и остановилась у одной из квадратных гранитных колонн, оглядывая площадь, Замковую улицу, набережную и снова площадь, — только тогда она начала ощущать, как мороз кружит вокруг нее и хватает своими когтями, как хищник хватает жертву.

Мама Чезаре пританцовывала в своем укрытии за колонной, обхватив себя руками и бормоча мрачные проклятья на горском диалекте, она била себя костлявыми кулачками, пока, наконец, не показалась Агата. Когда она проходила мимо колонны, Мама Чезаре протянула руку и ледяными пальцами ухватила ее за запястье.

Агата схватилась за сердце.

— Господи, как вы меня напугали!

— Это хорошо, — чуть дрожащим голосом проговорила Мама Чезаре. — Тебе следует хорошенько испугаться. Приходи сегодня вечером.

— Не знаю, получится ли, — сказала Агата. — Я постараюсь. Послушайте, вам не холодно? Зайдите в Ратушу и погрейтесь немного.

— Никаких «погрейтесь» и никаких «не знаю». Приходи. Я жду давно. Ты все время говоришь, что придешь. Сегодня вечером. Ты придешь сегодня вечером. Лучше уж тебе прийти.

Хватка маленькой старушки была такой крепкой, что даже сквозь рукав зимнего пальто Агата чувствовала ее пальцы.

— Я жду давно. Приходи.

Агата посмотрела на свое запястье и попыталась освободить руку.

— Хорошо. Если это так важно, я приду.

— Обещай. Дай обещание.

— Обещаю.

— В десять часов. Как в прошлый раз. Ты обещаешь.

— Да, обещаю. В десять часов.

Только тогда Мама Чезаре разжала пальцы и, ни сказав больше ни слова, поковыляла к Белому мосту.

Льдистый холод, уже начавший пробираться к сердцу Мамы Чезаре, проник и в Агату. Она почувствовала это, когда поднималась по зеленой мраморной лестнице, с хмурым видом потирая запястье. Холод окружил ее, когда она вошла в кабинет. Там было зябко. Там было морозно. Огонек под кофейником не горел. Лицо Тибо казалось заиндевелым. Когда Агата вошла, он быстро скрылся в своем кабинете. Дверь тихо закрылась у нее перед носом. Агата подняла руку, чтобы постучать, но передумала и пошла вешать пальто.

Агата была по-прежнему твердо настроена сделать Тибо предложение, о котором думала накануне вечером. Не ради себя. Не то чтобы она этого хотела — нет, но ей казалось, что для него это будет выходом из тупика. Под прошлым будет подведена жирная черта — благодаря ее великодушию. Она освободит его, а потом они пойдут каждый своей дорогой. Агата сидела за столом, заваленным бумагами для перепечатки, механически щелкала клавишами пишущей машинки и размышляла, какие именно скажет слова. «Тибо, я думала… Нет. Тибо, я подумала… Нет. Тибо, тебе не кажется, что… Послушай, если мы один, только один раз… О, Боже!»

Через два часа гора бумаг на одном краю стола значительно уменьшилась, а на другом — выросла. Агата уже собиралась привести себя в порядок и спуститься в закуток Петера Ставо выпить кофе, когда дверь открылась, и в кабинет вошел сам Петер.

— Там внизу вас спрашивает один тип, — сказал он. — Не нравится мне, как он выглядит. Говорит, что его зовут Гектор. Что ему сказать?

Агата вздохнула и подровняла стопку отпечатанных документов.

— Все в порядке. Я его знаю. Сейчас спущусь.

Гектор, потрепанный и всклокоченный, бродил из стороны в сторону у подножия лестницы, засунув руки в карманы и нетерпеливо поглядывая наверх. При виде его в голове у Агаты мелькнул образ Тибо, всегда опрятного и спокойного. И все же, увидев Гектора, она расцвела и сбежала по последним ступенькам чуть ли не вприпрыжку. Петер Ставо закрыл дверь своего стеклянного закутка и театральным жестом раскрыл газету.