Книга Вуаль лжи - Джери Уэстерсон

Глава 23

Шатающийся Криспин еле поспевал за тюремщиками, которые тащили его по коридору, вцепившись под мышками. «Сукин сын!» Да, разумеется, шериф служил королю, но ведь Криспин-то надеялся, что у того хватит мужества не плясать под дудку Ричарда. А с другой стороны, тех, кто так поступил и потом выжил — раз-два и обчелся…

После долгого пути Криспина швырнули в пустую камеру, да с такой силой, что он пару раз перекатился кубарем через голову. Не сказав на прощание ни слова, тюремщики захлопнули дверь. Заскрежетал ключ в замке, затем послышались удаляющиеся шаги.

Он уселся на усыпанный соломой пол — поскольку в данный момент именно такое положение представлялось ему наиболее безопасным — и принялся осторожно ощупывать голову, а затем и подбородок. В висках стучала тупая боль. Накатило головокружение, затем подступила тошнота, он уставился на почерневший зев пустого очага и пожалел, что не может заставить его вспыхнуть силой мысли. Затем подполз к стене и прислонился спиной, чувствуя холод стылого камня.

— Почему я все время оказываюсь с королем по разные стороны?

Криспин прикрыл глаза. Хотя бы темница перестанет кружиться. Криспин попытался забыть про отчетливый привкус страха, который, казалось, витал в спертом воздухе после последнего перепуганного обитателя этой камеры. Еще неизвестно, на какое время шериф его здесь оставит. К примеру, он пять месяцев дожидался решения своей участи, когда сидел в тюрьме по обвинению в государственной измене.

Он позволил сердцу пару минут стучать барабанной дробью, затем сделал глубокий вдох. Хватит бояться. Разве он мало пережил, мало выстрадал? Если его собрались умертвить сейчас, то запоздали на несколько лет.

Опираясь о стену, он медленно поднялся.

— Ничего, еще постою на ногах, — заявил он в полумрак. — Я раньше сдохну, чем доставлю Ричарду радость увидеть мое поражение.

— Ах, милорд Криспин, — послышался тут голос из-за двери.

Он насторожился.

Зазвенели ключи, раздался лязг и скрежет отодвигаемого засова. Дверь скрипнула и приоткрылась, бросив полоску мерцающего света Криспину на грудь. В проеме возник тюремщик Мелвин, подсвеченный из-за спины огнем факела.

— Как вы там говорили-то? — Мелвин сложил на груди огромные ручищи. — Дескать, «я больше не заключенный», что-то вроде того? А знаете, вы со мной очень невежливо обошлись каких-то несколько часов назад.

Криспин ухмыльнулся:

— К чему обижаться невинной шутке?

Мелвин нахмурился и смерил его взглядом с головы до ног.

— Весь из себя благородный, рожденный для дворца, а? Титулы всякие, богатства… Где они сейчас? Кто вам сейчас поможет? — Он ступил внутрь, шаркая ногами. — Помните, как нам было весело восемь лет назад? — Мелвин снял с пояса короткую плеть. — Ни разу голоса не подали… А вот мы сейчас поглядим, что у нас выйдет на этот раз…

Мелвин вскинул плетку, однако опустить не успел: Криспин выбил ее из рук, и она отлетела в угол.

Криспин выпрямился, оказавшись на добрых полфута выше тюремщика.

— Тогда я много чего терпел. С меня хватит!

С этими словами он изо всех сил ударил пяткой по ступне Мелвина. Тот взвыл и даже присел отболи. Впрочем, дотянуться до растоптанных пальцев ему не дали. Кулак Криспина врезался ему в челюсть, выбив зубы.

Мелвин повалился мешком. Криспин напрыгнул на мерзавца, готовясь добавить еще, но тут древко чужого копья больно ударило его в грудь.

Он отступил на шаг и уставился на двух стражников. Те выразительно подняли наконечники своих копий, Криспин показал им пустые руки и отошел от двери. Едва живого Мелвина оттащили в коридор. Стражники задумчиво уставились на Криспина.

— Он вам этого не забудет, мастер Криспин, — наконец сказал один из них.

Гест потер ноющие костяшки и улыбнулся:

— Оно того стоило.

Стражники ушли, таща за собой спотыкающегося Мелвина. Звук затихающих шагов — и всеобъемлющая мрачная тишина во второй раз залила камеру тяжелой волной.

Криспин долго сидел, слушая безмолвие. Оно было ему более чем знакомо. Сколько раз он не подпускал к себе эту угрожающую тишину, напевая под нос все песни, которые знал… Вот и сейчас он хотел бы что-нибудь промурлыкать, но настроение было ни к черту.

Время тянулось, Криспину было безумно одиноко. Сколько времени уже прошло? Сказать трудно. Лишь узенькая бойница окна позволяла ему измерять наклон падающих лучей. Увы, нынешним пасмурным днем даже эти солнечные часы отказывались работать.

В угнетающей тишине в голову лезли разные мысли. Он сполз по стенке на пол и уселся. Насупился, вспомнив про короля; еще больше нахмурился, подумав про Уинкома, — а затем на его лице заиграла улыбка: при мысли о Филиппе.

Прислонившись к холодной стене, Криспин закрыл глаза. «Филиппа», — прошептал он, и ему понравилось, как прозвучало ее имя в пустой камере. Да, она сейчас в безопасности, за ней присматривают Гилберт с Элеонорой. Надо же, как он по ней соскучился… Женщины проходили в его жизни как времена года, и хотя он сам ведал за собой одну слабость — слишком легко подпадал под влияние какой-нибудь дамы в беде, — все же не считал себя наивным дурачком, когда речь заходила о женщинах. «Ну, — хмыкнул он с тоскливой улыбкой, — разве что чуточку».

Тут он вспомнил, что до сих пор носит с собой ее портрет, и сунул руку в кошель. Дневного света едва хватало, но он все равно положил миниатюру на ладонь и уставился на нее. Лицо Филиппы смотрело на него с таким озорным выражением, будто силилось объявить: «А я знаю один секрет!»

Он помрачнел и приложил портрет к губам. Слишком много у нее этих секретов…

Тот факт, что она была горничной — да нет, куда там, судомойкой! — должен был подавить в нем любые чувства и сопереживания. В конце концов, в нем должен был заговорить голос крови. Кем он некогда являлся, в какой семье родился… Он не мог изменить свою природу, да и не желал этого.

— Не хочу влюбляться. — Гулкое эхо лишь подчеркнуло горечь его слов. — Но… — Он покачал головой. — Черт знает что такое! Нет ей места в моей жизни. Даже для меня самого в это бесполезной жизни нет места!

Стараясь не обращать внимание на головокружение, Криспин предался воспоминаниям: сплошные рыцарские поединки, дуэли, сражение здесь, стычка там… Да, в ту пору он жил ярко. Кое-чего стоил. «А кто я теперь? — обратился он к портрету. — Какой-то там Следопыт. Что это такое, я вас спрашиваю?»

Он сам выдумал себе это занятие, смешав в кучу обломки своего бывшего рыцарского статуса, перевязал их бечевкой, сплетенной из деревенских легенд про благородных отщепенцев… Ни дать ни взять балаганный шут, выкрикивающий стишки, набросанные кем-то другим; менестрель, бренчащий на струнах… Ничуть не более реален, чем раздерганная на нитки честь, которой, как ему казалось, он еще обладал.