Книга Честный проигрыш - Айрис Мердок

— Лучше поговори об этом с Рупертом. Ему это гораздо ближе, чем мне.

— Как я понимаю, у тебя был серьезный спор с Рупертом. Он не хочет признаться, но, кажется, очень расстроен.

— Не выношу изворотливый оптимистический платонизм англиканского толка. Все эти чувствительные умы на самом деле интересуются только своими рефлексиями.

— Понимаю, что ты имеешь в виду. Жизнь Руперта всегда, даже во время войны, складывалась легко. Но я уверена, что в сложной ситуации он будет великолепен. Тогда, «когда Гатлинг в осаде и Полковник убит».

— Не знаю, что ты цитируешь. Вероятно, какой-нибудь мрачный панегирик британскому империализму. Понятия не имею, как будет поступать Руперт, когда Гатлинг в осаде и Полковник убит. Я говорил исключительно о его высокопарном теоретизировании.

— Руперт, конечно, слишком доволен собой. Но у него и достаточно оснований быть довольным. Удачлив в делах, удачлив в браке. Хотелось бы только, чтобы они с Хильдой поменьше выставляли это напоказ.

— Мне отвратительны все эти демонстрации семейной жизни, — сказал Джулиус.

— И все-таки согласись, Джулиус, что тебе нравилось жить со мной в лесном доме. А ведь это была почти семейная жизнь.

— Да, она мне, безусловно, нравилась.

— Почему же ты так изменился?

— Людям свойственно уставать. Я, например, устал от этого разговора.

— Не думаю, что ты когда-нибудь по-настоящему любил меня.

— Это одна из тех фраз, что свойственны женщинам, вызывают тошноту у мужчин и подтверждают, что женщины все-таки низшие существа. Теперь что случилось?

Морган вся напряглась, приподнялась на диванчике и, издав какое-то восклицание, снова села:

— Нет, все в порядке. Мне показалось, что это Таллис. Вон тот мужчина в дверях. На самом деле вовсе и не похож. Призрак Таллиса меня просто преследует. Я постоянно о нем думаю. Знаешь, книги и мое барахло он привез в мою новую квартиру на ручной тележке! Вполне в его стиле. Желая сказать мне приятное, он заявил, что не бросит меня, так же как он не бросит своего престарелого папочку.

— Какие у него отношения с отцом?

— Не знаю. Они постоянно ссорятся.

— Это могло быть и очень значимой репликой.

— Господи, Джулиус! Но уж галантной-то ее не назовешь. Мысль о Таллисе донимает меня постоянно. Стоит ли удивляться, что он мне повсюду мерещится. Совсем недавно я свистнула у него триста фунтов.

— Как?

— Я должна была Таллису четыреста, Руперт дал мне их, чтобы я расплатилась, а я дала Таллису сто. Триста оставила себе. Разве не подлость?

— Подлость.

— Но никому, пожалуйста, ни слова. Хильда не знает, что Руперт одолжил мне денег. Я не сказала ей о своем долге Таллису.

— А как бедный муж вписывается в схему свободной и бескорыстной любви?

— Ему достанется его доля.

— Мы все дружно возьмемся за руки?

— Джулиус, мы с тобой будем друзьями, правда? Это так важно. То, что ты думаешь обо мне, важно для меня до чрезвычайности. Знаешь, как иногда чьи-то мысли могут свести с ума? Так вот, твои мысли могли бы довести меня до безумия. Ты должен быть милосерден. Я неразрывно связана с тобой, и так будет всегда. Я люблю тебя. Всегда буду любить.

Морган не думала говорить это. В ее представлениях о новой жизни Джулиус значил не больше, чем Таллис. Она отчаянно стремилась измениться, но с глухим отчаянием чувствовала, что с этими двумя все остается по-прежнему. Оброненные ею слова о «лесном доме» мгновенно вернули прошлое. Завтрак на террасе, жаркий смолистый запах азалий и сладковато-марципановый — магнолий. Джулиус, напевающий арии, жаря яичницу и бананы. Ярко-красные крылья птицы-кардинала на ветвях дубов. Коричневые и красные белки и тут же таинственные опоссумы. Сверкающие, словно драгоценности, спины аллигаторов и огромные глаза стрекоз, летающих над болотистыми, дымящимися испарениями речками. Долгие молчаливые прогулки по вечерам: тень нависающего испанского мха, рука Джулиуса, поглаживающая ее по плечу и то и дело отлепляющая липнущую от пота к телу ткань платья. Каскады цветущих растений, дикого винограда, бугенвилеи — все это похоже на райский сад. И блестящая маска нежности, в которую превращается лицо Джулиуса после того, как они размыкают любовные объятия. Спрятанный от всех дом с огромными окнами, в которые заглядывают пронизанные светом зеленые ветки сосны и сверкающее синее небо. Дом в лесу уничтожил для нее Лондон, уничтожил Европу.

Не может быть, чтобы это закончилось и ушло, растворилось в небытии. Джулиус остается во мне, подумала она. Он еще мною не разгадан. И все перепады настроений были, прежде всего, попытками познать его. Экстаз, потом горе, потом цинизм. Теперь это новое ощущение возможности распахнуть двери. В этом он должен помочь мне. Это возможно только вместе с ним. То, что нас связывает, — неисчерпаемо. Все это только начало пьесы, которая будет длиться всю нашу жизнь. Последняя мысль принесла огромное утешение.

Джулиус повернулся и посмотрел на нее. До этого он неторопливо оглядывал зал, подергивал плечами, смотрел на часы.

— Пожалуйста. — Морган легко коснулась его рукава. Он посмотрел на нее так, словно она была ребенком:

— По-моему, ты придаешь личным связям излишне много значения.

Морган яростно ущипнула его за рукав и отдернула руку:

— Ты монстр. Ты из тех, кто и впрямь предпочтет крушение мира царапине на своем пальце.

— Я совершенно серьезен. Все эти вещи совсем не так важны, как тебе, Морган, кажется. Они непрочны и надуманны. Тебе сейчас хочется драмы, мучений, будничные переживания тебя не устраивают, для ярких тебе нужна моя помощь. Но все это поверхностные волнения. Люди сработаны топорно. В них много неопределенного, сделанного наобум, ничем не заполненного. Преследуя свои цели, они случайно налетают друг на друга, отшатываются, снова сцепляются. И все их маленькие садомазохизмы тоже поверхностны. Есть роль, на нее можно взять любого. Ведь на самом-то деле никто друг друга не видит. Нет таких отношений, дорогая Морган, которые нельзя было бы взять и очень легко разрушить, и нет таких разрушений, о которых следовало бы всерьез жалеть. Природа человеческих особей такова, что заместители находятся легко.

Морган пристально всматривалась в него. Ей было очень приятно, что он называет ее по имени. Момент для объяснения настал. Дрожь пробежала у нее по телу, она почувствовала, что прямой контакт вдруг восстановлен, прежний ток опять пробегал между ними.

— Я не согласна. Есть отношения, которые не разрушишь.

— Неверно. У каждого есть опасные для равновесия недостатки, которые умный взгляд обратит в свою пользу.

— Что ты имеешь в виду?

— Что могу разлучить кого угодно. Пожалуй, и ты смогла бы. Успешно сыграй на тщеславии, посей тень недоверия, расшевели презрение, которое каждое человеческое существо таит в глубине души по отношению к кому угодно другому. Каждый любит себя на много порядков больше, чем своего ближнего. Каждого можно вынудить бросить кого угодно.