Книга Малавита-2 - Тонино Бенаквиста

— Кончай нервировать Дона Пользинелли, это человек старой закалки, он считает, что Родди Триггера грохнули твои.

— Но я сам грохнул Родди Триггера!

Вся братва в округе стала меня доставать: «Успокоил бы ты своего дружка Джимми…» Оставаться другом Джимми было все труднее, это становилось даже сомнительным, и когда однажды мне позвонили в два часа ночи и сказали, что моего друга детства только что нашли с железной проволокой вокруг шеи, я с облегчением вздохнул и уснул как младенец.

— Ты опоздаешь на самолет, Цио.

Том не перезвонил, а ведь он должен стоять на ушах после моего бегства, ему, наверно, хочется меня в порошок стереть после того, что я сделал.

— Цио?

— Я поменяю билет.

— Куда?

— В Таллахасси.

— Это еще что?

— Столица Флориды, хотя все считают, что это Майами.

* * *

Все годы, что Квинт прикрывал меня, мы с ним — конечно, когда мы не конфликтовали или не презирали друг друга в гордом молчании — могли подолгу, особенно вечером, когда накатит тоска, говорить о стране — как два изгнанника, которыми мы и были оба. Он расписывал свою хибару — по его словам, это была какая-то картинка, а не дом — и особенно любил задержаться на своем садике-огородике: салат Карен, картошка Карен и, главное — перчики Карен. Это надо было слышать — как он рассказывал о перчиках своей жены! Правда, когда он говорил о жене, у него все становилось чудесным и прекрасным. В общем-то, это нормально: когда ты жену не видишь годами, со временем она превращается в само совершенство, боюсь, что и со мной так будет, когда я буду жить в десяти тысячах километров от Магги.

Таллахасси — университетский город, и вся жизнь там крутится вокруг университетского городка. Ни тебе центра, ни центральных кварталов — один гигантский университет, город в городе, а остальное — улицы с частными домиками, где живут преподы и чиновники. И у этих домиков нет даже второго этажа — потому что летом жара поднимается как раз наверх, — а только большой подвал и гигантская веранда, которая быстро становится главной комнатой. Вот он, его белый домик, между пресвитерианской церковью и кладбищем, на улице, усаженной гигантскими дубами и соснами, которые смыкаются наверху, образуя как бы свод над асфальтом (описывая их, Квинт любит произносить слово «канопи»,[22]я даже в словарь лазил, но там написано что-то малопонятное и ни одного фото). Вот, значит, где он собирается жить на пенсии, наблюдать, как за длинным летом приходит короткая зима, хорошее местечко, чтобы лечить ревматизм и любоваться садиком. Но вот что интересно, думаю я, вышагивая под этими самыми «канопи»: а создан ли Квинт для такой жизни? Когда ты привык к «экшну» так, как привыкли к нему мы (при этом не важно, кто ты — «полицейский» или «вор»), ты уже не сможешь умиляться травке и бабочкам с птичками. 'Л никакие клятвы и уверения, которые мы приносим нашим семьям, тут не помогут. Я — живое тому доказательство.

Я предупредил о своем появлении громким звонком и криком: «Эй, Том, где вы?» — но прошло не знаю сколько времени, прежде чем дверь приоткрылась, оттуда высунулась его голова и мертвым голосом произнесла:

— А, это вы, Фред.

Ничего не сказав больше, даже не предложив мне войти, он повернулся и пошел обратно в дом, оставив дверь открытой. Я иду за ним и нахожу его в гостиной: он сидит в кресле, небритый, с бутылкой хлебной водки в руке.

Подумать только: я угробил свой Уитсек, удрал из Франции так, что он ничего не смог сделать, а он мне только: «Л, это вы, Фред»! Я думал, он взбесится или начнет восхищаться мной — не тут-то было! Нет, только он, он один может меня так обидеть.

'Л вот уже мне приходится трясти его, приводить в чувство этого великого воина, Квинта, капитана Квинта — военную машину, а не человека, который сейчас, правда, больше напоминает обыкновенную тряпку. «Ну же, Том, встряхнитесь», — говорю я. Дурацкие слова, но они напоминают мне другие, те, что много лет назад сказал мне он: «Возьмите себя в руки, Фред, если вы хотите увидеть, как растут ваши дети». Дальше мне остается только произнести имя д'Амато, и вот наконец-то — его прорвало. Остальное можно пересказать в двух словах: первое, что сделал этот псих, выйдя на свободу, — явился в огород Квинтильяни, запихнул мадам в багажник и увез к чертовой матери. А бедный Том остался ломать себе голову, где д'Амато достал его адрес.

— Этот тронутый начал готовиться с первого дня, как оказался за решеткой, Том. Он ничего не пожалел, чтобы заполучить хороший источник информации, ну и нашел какого—то паренька из ФБР, который не отказался от пачки долларов в подержанных купюрах за адрес коллеги, пусть даже этим коллегой будет сам великий Квинт. Мне не хотелось бы огорчать вас еще больше, но, думаю, среди ваших найдутся такие, кому вы стоите поперек горла.

Я знаю Квинта, дайте ему только выбраться из этой передряги, и он сделает всех, кто позволил Джои до него добраться. Но пока есть дела поважнее. Квинт видел д'Амато только во время слежки да за решеткой, когда тот носил оранжевый комбинезон. Я же его хорошо знаю: мы не раз пили вместе, я видел, как он молотит людей — настоящий психопат, слышал, как он предлагал разные сложные операции с абсолютно ненужными жертвами, и всегда в нем чувствовалось реальное желание уложить как можно больше народу. Мы же всегда старались избегать такого: побольше наличных, и сразу, и поменьше посредников — вот наш девиз. 3 худшем случае можно грохнуть охранников, но только не бойня, которую всегда предлагал Джои. И потом (этого я Тому не говорю, иначе он совсем развалится), он мог уже выбросить Карен в канал, даже если после этого его посадят на электрический стул. Джои такой, он способен набить морду синоптику из телика за то, что на улице идет дождь. Можно себе представить, что ему захочется сделать с капитаном ФБР, который упек его за решетку.

Работа Квинта — реагировать на такие вот ситуации; но так всегда: мы прекрасно знаем, что делать, когда речь идет о других, однако как только дело касается нашей семьи, вся сноровка куда-то девается. Он даже не позвал на помощь своих приятелей из ФБР — и правильно сделал, если хочет увидеть жену живой. Позвони он в Вашингтон, его местечко под солнцем сразу превратилось бы в военную ставку, и тут начали бы развертываться масштабные военные действия. А я знаю, что Тому сейчас нужно: союзник, какой-нибудь скользкий тип, имеющий отношение к ЛКН и знающий ее изнутри, способный просчитать наперед действия Д'Амато, и чтобы у него были развязаны руки. Но где взять такого?

Все это отдаляет меня от моего дела. Это отклонение от курса в сторону Таллахасси и заморочки Квинта — нет, не так представлял я себе свое литературное творчество. Имею ли я вообще право откладывать пусть даже только на сутки начало работы над моим великим американским романом ради оказания помощи этому парню? Я должен описывать молодым поколениям древнюю мечту, которая манила и звала на эти бескрайние просторы стольких эмигрантов, в том числе и моих предков. А вместо этого сижу на окраине Таллахасси, штат Флорида, и смотрю на какого-то агента ФБР, который накачивается канадской водкой, чтобы успокоить нервы. Я мог бы бросить его здесь и отправиться прямым курсом в Нантакет, по следам Мелвилла. Только вот вряд ли мне еще представится такой случай отомстить ему.