Книга Девять граммов пластита Серия: - Марианна Баконина

– Бога ради, не разувайтесь!

В приличном доме гостей любят больше, чем вощеные полы, любила повторять бабушка, никогда не разрешавшая переобуваться тем, кто переступал порог ее дома.

– Сейчас я дам перекись и пластырь, а ты пока помой руки. – Лизавета разделась первая и прошла на кухню, мелькая разодранной коленкой. Сквозь темно-серую сеточку поползших «Сан-Пеллегрино» просвечивала ссадина. Ссадины, запыленные куртки и пальто да порванные колготки – вот и весь ущерб после покушения на убийство. Часто же она в последнее время рвет колготки!

Савва отказался от услуг сестры милосердия, заявив, что все сделает сам, и удалился в ванную. Лизавета принялась заботиться о других гостях. Щелкнула кнопкой электрочайника и стала резать ветчину для бутербродов. Маневич, знавший, что где стоит и что Лизавета ни за что не сядет за неправильно накрытый стол, принялся расставлять чашки. Оставшийся без дела Митя сел на диван и занялся котом. Масон любил обольщать новых гостей, а потому ласково залез на колени к рубоповцу. Проверял новичка: если скинет – значит, дрянной человек. Оперативник экзамен сдал.

Лизавета, по долгу службы просматривавшая чуть ли не все газеты, в том числе желтые, прочитала недавно статейку об исследованиях, завершенных британскими психологами. Они провели большую научно-исследовательскую работу и выяснили, что собак любят сторонники жесткой руки, а независимых кошек предпочитают натуры свободолюбивые. Если переводить на язык политический, то собаководы – скрытые сторонники тоталитаризма, а кошковладельцы – надежная опора демократии. Заодно психологи покопались в истории и определили, что все диктаторы – от Наполеона до Гитлера – кошек пинали и шпыняли. Новый гость диктатором не был, даже потенциальным.

– Значит так, господа, я пригласила вас с тем, чтобы сообщить пренеприятное известие, – сказала Лизавета, когда стол был готов. – Я была свидетелем смерти брата Дагаева.

Далее, в соответствии с классической пьесой, последовала немая сцена. Только не в финале, а в самом начале.

Лизавета рассказала всю историю от начала до конца. Поведала и об инциденте в лондонском пабе, и об исчезновении приятеля в «Астории». На все хватило десяти минут.

Трое мужчин переварили мучившие Лизавету тайны довольно быстро, правда, по-разному. Вопросы и комментарии прозвучали почти одновременно.

– Я же говорю, есть такие везучие! Зашла перекусить – и убийство. Это в благопристойном-то Лондоне! – Саша Маневич уже не первый год твердил про Лизаветино счастье, благодаря которому громкие дела с убийствами и прочим добром приплывают к ней на блюдечке.

– А почему ты полгода молчала? – подозрительно поинтересовался Савва. Он не любил, когда от него что-нибудь скрывали.

Третий вопрос, уже по существу, задал Сунков:

– Как, говорите, зовут этого лондонского русского? Давыдов? Год рождения не знаете? Надо его прокачать на предмет нахождения в розыске, а заодно проверить, что там приключилось в «Астории». Паспорт у него русский?

Лизавета отвечала на вопросы в порядке поступления:

– Насчет везения я в последнее время сомневаюсь. Не нравится мне такое везение. О перестрелке я рассказывала, ты просто забыл. В декабре прошлого года Сергею исполнилось тридцать четыре. По гороскопу – Стрелец.

– Гороскоп не обязательно… В ориентировках знаки Зодиака не учитываются. – Сунков сразу заблестел голубыми глазами и достал маленький блокнотик.

– Ты не говорила, что это брат нашего Дагаева! – упрямо повторил Савва.

– Я сама не знала, мне только сегодня Сашка сказал, когда со съемок звонил.

– Это правда, – подтвердил ее слова Маневич и протянул Лизавете чашку. – Можно еще кофе? И бутербродов?

Лизавета снова полезла в холодильник. Все-таки Сашка на удивление прожорливый. Пока она возилась с хлебом, сыром и ветчиной, мужчины задавали вопросы – ей и друг другу.

– Значит, Дагаев. Что же вы молчали, ребята-демократы? И насчет медиков нам сказки рассказывали?

– Мы и сами так думали до последнего времени. Кстати, Савва к Коровину не просто так ходил. Только потом выяснилось, что «жучок» сторонний и нас никто не слушал…

– Это как же так выяснилось? – Оперативник прищурил левый глаз. – Какой-такой сторонний «жучок»?

– Мне позвонил начальник департамента по здравоохранению и сказал, что они ни при чем. – Лизавета наконец справилась с кулинарным заданием.

– Как это – позвонил? – Митя прищурил и второй глаз.

– По телефону! – вмешался в опасный разговор Савва.

– Понятно. Значит, позвонил. Говорит, «жучка» не мы вам вставили и бомбу не мы всадили.

– Точно. – Лизавета судорожно придумывала более или менее удобоваримую версию. Рассказывать о признании репортера Маневича отчаянно не хотелось. Все трое в этой истории выглядели придурковато. Один играет в шпионов, всаживает у себя же микрофон и, наигравшись, про него забывает. Двое других игрушку находят и бегут ябедничать.

– Хотите коньяку? – Лизавета вдруг вспомнила про недопитую бутылку испанского бренди «Дон Карлос» и сняла ее с полки.

– Это можно! – почти хором согласились мужчины, включая приехавшего на машине Сункова. Маневич метнулся к другой полке, за рюмками. Савва принялся рассуждать о недостатках иностранных коньяков – разумеется, в сравнении с отечественными.

Но сбить Алешу Поповича с курса, заданного Лизаветиными признаниями, оказалось не просто.

– За что пить будем? За чудесное спасение или за дивное откровение? – спросил он, когда рюмки были наполнены. Савва вздохнул и поднял глаза горе – ох уж эти вопросы с подковырками!

– Можно и за то, и за другое! – жизнерадостно хохотнул Маневич и одним глотком опустошил стопочку. Он опять был веселым, прожорливым и беспечным. С него, как шелуха с лука, слетели все неприятные воспоминания – и о том, как он подставил ребят с «жучком», и о том, как их чуть не переехал взбесившийся идиот.

Впрочем, Савва и Лизавета тоже не выглядели слишком растерянными и беззащитными жертвами. И коньяку выпили с удовольствием. Митя даже удивился:

– Что-то вы больно бойкие! Не похожи на запуганных неизвестно кем зайчиков.

– Вероятно, иммунитет. – Лизавета поставила рюмку на стол. – Что такое этот наезд? Стресс. А у нас на работе постоянный стресс. Привыкаешь.

«Привыкаешь» – эту формулу Митя понимал хорошо. Когда Дмитрий Сунков первый раз приехал на убийство, он тоже не выглядел молодцом. Дело было зимой, труп попался лежалый, полусгнивший, дотронешься – брызнет. И запах. Вот тогда ему поплохело, чуть не до рвоты. Напарник, старик предпенсионного милицейского возраста, лет сорока, принес водички, велел выйти на воздух. Потом бросил: «Привыкнешь». Митя ему не поверил, а через полгода они с ребятами пили водку, обнаруженную в сапоге утонувшего рыбака. И ничего…

– Этот стресс сегодня не первый. Так… дембельский аккорд, – продолжала Лизавета. – Меня и от эфира отстранили.