Книга Летний домик с бассейном - Герман Кох

— Каролина…

— Мне неприятно разрушать твои иллюзии, но ты сам напросился. Юдит действует так со всеми мужчинами. Я видела, как она выступала перед Стэнли. Похихикала, разок-другой провела рукой по волосам, так сказать, в задумчивости посидела у трамплина, свесив ноги в воду, — словом, известные женские приемчики. Вообще-то я удивляюсь, что ты с такой легкостью на них клюешь. У него она, кстати, имела больше успеха, чем у тебя.

Я воззрился на нее.

— Что смотришь? Ой, Марк, порой ты ужасно наивный! Думаешь, все женщины увиваются вокруг тебя, но этакая Юдит отлично знает, что делает. Я несколько раз хотела тебе рассказать, да все забывала. Вспомнила только сейчас, когда ты заговорил о ней. Так или иначе, было это однажды у бассейна. Вы — Ралф, ты, дети — уехали в деревню. Эмманюель неважно себя чувствовала и лежала в комнате за закрытыми шторами. И все время между этими двумя чувствовалось какое-то напряжение. Потом я поднялась наверх, взять что-нибудь попить. А когда глянула в кухонное окно, увидела их. Юдит лежала в своем шезлонге, Стэнли стоял, склонясь над ней. Начал он с ее лица, а потом облизал всю ее целиком, Марк. На самом деле целиком. Я нарочно гремела стаканами, спускаясь по лестнице. И они чинно лежали каждый в своем шезлонге. Но я-то видела. Видела по Стэнлиным плавкам. Думаю, незачем объяснять, чтó я видела. И в следующую минуту он нырнул в бассейн.

Примерно через месяц после премьеры «Чайки» я прочел в культурном разделе газеты маленькую заметку:

Спектакль «Чайка» отменяется ввиду болезни исполнителя главной роли

Заметка содержала не больше десяти строк. «(…) Ралф Мейер (…) впредь до особого распоряжения выведен из состава труппы». О какой болезни шла речь, не сообщалось. Я хотел было позвонить, взял телефон, но в итоге решил, что лучше подождать.

Юдит позвонила на следующий день.

— На прошлой неделе его госпитализировали. — Она сообщила, в какую больницу. Больница оказалась та самая, куда я послал, вернее, не послал биопсию.

Я прижал мобильник к уху. Сидел за столом в своем кабинете. Следующий пациент — последний в этот день — придет только через час.

Я задал несколько общих вопросов. О симптомах. Об ожидаемом лечении. Ее ответы подтвердили мой первоначальный диагноз. Организм Ралфа сопротивлялся долго — дольше обычного, — но теперь сопротивление сломлено. Болезнь миновала несколько стадий. Тех стадий, когда лечение еще могло иметь шансы на успех. Я невольно подумал о траншеях, о ходах сообщения. О целых системах связанных между собой ходов сообщения, которые защитники один за другим оставляют. Чтобы Юдит не спросила про анализ, я сам заговорил о нем:

— Странно. Тогда они ничего не нашли.

— Марк?

— Да?

— Ты как?

Я бросил взгляд на часы напротив стола. Еще пятьдесят девять минут отделяли меня от очередного пациента.

— Ничего, — ответил я.

На другом конце линии послышался вздох.

— Ты мне так и не позвонил. Не перезваниваешь, когда я оставляю сообщения.

Я выдержал короткую паузу. В тишине думал об анализе, о склянке с кровавым кусочком ткани из бедра Ралфа, которую выбросил в ведро.

— Работы было много, — сказал я. — Вдобавок хлопоты с Юлией. Мы стараемся понемногу наладить свою жизнь, но это не так уж просто.

Неужели я сам соединял эти слова во фразы? Причем довольно легко, поскольку сидел в кабинете один и Юдит не могла видеть мое лицо, а чтобы сосредоточиться, я еще и глаза зажмурил.

— Буду рад повидать тебя, — сказал я.

Так мы возобновили контакт. Каролине я обычно говорил правду. Иду выпить кофе с Юдит Мейер, говорил я. Она выбита из колеи болезнью Ралфа. Поначалу мы встречались в кафе, позднее все чаще у нее дома. Пациентов у меня осталось немного, я спокойно мог отлучиться на час, а то и больше. Или просто дожидался окончания приема. Алекс и Томас тогда были еще в школе, не стану оправдываться: большей частью мы не успевали даже дойти до спальни. Потом иногда навещали Ралфа в больнице. Первая операция не принесла желаемого результата, вторая «не обеспечила достаточных перспектив на улучшение», как заявили специалисты. Были предложены альтернативные методы лечения. Более тяжелые. Он мог сам выбрать, остаться ли для этого в больнице или каждый день приезжать из дома.

— Может, дома-то лучше, — сказала Юдит. — Я буду отвозить тебя каждый день.

Говоря это, она смотрела на меня, сидела на стуле возле кровати, рука лежала на одеяле, рядом с рукой мужа.

— С одной стороны, дома тебе, конечно, уютнее, — заметил я. — Но, возможно, будет весьма тяжко. Особенно по ночам. Здесь, в больнице, у них все под рукой.

В результате нашли компромиссное решение: всю неделю Ралф будет находиться в больнице, а на выходные ездить домой. Один-два раза в неделю я приходил к Юдит на кофе.

Не знаю, чем это объяснить — общим заторможенным состоянием, операцией, лекарствами и зачастую крайне неприятным лечением, — но он никогда не вспоминал тот осмотр в октябре минувшего года. Во время одного из наших визитов в больницу, когда Каролина отлучилась в киоск купить ему журналы, я воспользовался случаем.

— Странно, как иной раз бывает с такой болезнью, — сказал я. — Приходишь на прием с пустячным жировиком, а через месяц-другой все идет насмарку.

Я подвинул стул поближе к Ралфовой койке, но мне показалось, он не понял, о чем я.

— Однажды у меня был пациент, который решил, что у него случился сердечный приступ, — продолжал я. — И в панике прибежал на прием. Со всеми симптомами. Боль в груди, сухость во рту, потные ладони. Я посчитал пульс: больше двухсот ударов. Прослушал его фонендоскопом. Спросил: «Может, вы вчера ели сырное фондю?» Пациент удивленно воззрился на меня: «Откуда вы знаете, доктор?» А я спросил: «И вероятно, заодно налегали на белое вино?» И объяснил ему. Горячий расплавленный сыр, ледяное белое вино. В желудке все это снова застывает в большущий плотный ком, который невозможно вывести из организма. Большей частью едоки среди ночи попадают в интенсивную терапию, однако этот ровно в девять утра явился ко мне.

Ралф лежал, прикрыв глаза, но тут открыл их.

— Но это еще не все. Я отправляю пациента домой. Разумеется, совершенно успокоенного. А через две недели он вправду умирает от остановки сердца. Глупая случайность! Если рассказать об этом устно, в книге или в фильме, никто не поверит. Но так было на самом деле. Сырное фондю и остановка сердца были абсолютно не связаны друг с другом.

— У нас это называется невезуха, — сказал Ралф и тускло улыбнулся.

Я бросил взгляд на его тело под одеялом. Все то же большое тело, но вроде как местами опавшее — словно воздушный шарик на другой день после праздника, после дня рождения, уже наполовину сдувшийся.

— Верно. Дурацкая невезуха, — сказал я.