Книга Сплетающие сеть - Виталий Гладкий

– Они приходили за мной.

– Здравствуйте, я ваша тетя! Пал Палыч, вы им нужны, как прошлогодний снег. Возвращайтесь и сидите тихо. Поверьте, так будет лучше.

– Нет. В деревню я не вернусь. Меня убьют. – Он говорил монотонно и глухо.

Я присмотрелся к нему внимательней. У него были совершенно безумные глаза. Похоже, схватка в моей избе потрясла его до глубины души. Я, наконец, понял, что Пал Палыча не вытащишь из лодки и бульдозером. Он принял решение, и теперь никакие доводы его не убедят.

– А топорик вам зачем? – спросил я обречено, лишь бы что-то сказать.

– Обороняться.

– Ну, если так… – Будь наше положение не настолько трагичным, я бы расхохотался. – Ладно, куда вас денешь. Теперь у нас есть свой вождь могикан Чингачгук Большой Змей с томагавком, – обратился я к остальным, взирающим на Пал Палыча с удивлением и неприязнью. – Прошу любить и жаловать.

Я их понимал: и Зосима, и Каролина небезосновательно считали, что Пал Палыч будет для нас обузой. Но не убивать же его, чтобы освободить место в лодке?

– Все, кончаем базар! -решительно прекратил я прения. – Рассаживайтесь. В тесноте, да не в обиде. Зосима, бери весла. Держи лодку так, чтобы коса закрывала деревню. Правь к зимней тропе.

Зимняя тропа так называлась потому, что до нее можно было добраться только по замерзшему озеру, зато напрямик, минуя лесные заросли и камыши. Она шла по мелководью, а затем поворачивала в ручей, в холода покрывавшийся не очень толстым льдом. Идти по льду было одним удовольствием.

Но в то же самое время это было самое опасное место тропы, тянувшейся на многие километры вглубь лесного раздолья. Однажды я имел возможность в этом убедиться, когда среди зимы провалился почти по пояс в обжигающе холодную воду ручья.

Чтобы не обморозиться, пришлось срочно разводить костер и сушить мокрую одежду и обувь. Хорошо, что тогда морозы как раз пошли на убыль…

Мы вошли в устье ручья словно по маслу, удачно миновав мели и коряги. Теперь нужно было пройти на лодке вверх по ручью как можно дальше, чтобы не чесать пехом по сильно заболоченной местности.

Мы – то есть, я и Зосима – упирались, как ломовые лошади, перетаскивая лодку через порожки на более глубокие места. Каролина больше бестолково суетилась и путалась под ногами, нежели помогала.

Поэтому я цыкнул на нее и приказал сесть в лодку. Что она и исполнила с величайшим удовлетворением.

Пал Палыч поначалу не хотел покидать свое место ни в какую. И лишь когда я пригрозил, что мы сейчас уйдем, а его оставим торчать посреди ручья, как памятник упрямству, он живо спрыгнул в воду и начал изображать усердие.

Но толку с него было, как с козла молока. Пал Палыч все еще пребывал в ступоре, и всю свою оставшуюся силу употреблял на преодоление течения, а также на ходьбу по заиленному дну ручья.

Правда, в этом вопросе нам немного повезло. Ил на дне располагался карманами, и при известной сноровке можно было находить твердые каменистые участки, по которым идти одно удовольствие…

– Все, – сказал Зосима, смахивая рукавом пот со лба. – Тут мы лодку и оставим. Дальше с нею хода нет.

– Тогда перекур… – Я вылез на берег изрядно сузившегося ручья и буквально рухнул на землю.

– Обсушиться бы… – блаженно прищурившись, посмотрела на уже взошедшее солнце Каролина.

– Мечтать не вредно, – буркнул я, закуривая.

Хорошо, что у меня хватило ума положить сигареты и спички в целлофановый мешок. Блок "Мальборо" из НЗ в рюкзаке я решил до поры до времени не трогать.

– А мне? – жадно вдыхая дым от моей сигареты, сказала Каролина.

– Свои нужно иметь, – ответил я намеренно грубо, чтобы проверить (в который раз!) ее реакцию.

Она посмотрела на меня долгим взглядом и обиженно отвернулась. Молча! За это полагается премия, решил я, и протянул ей открытую пачку:

– Держи. Я пошутил.

– Шутки у тебя… – Она жадно затянулась. – Как у поручика Ржевского.

– Согласен. Я всегда подозревал, что в моих жилах есть примесь голубых дворянских кровей.

– Сдай анализы. Может, на самом деле в твоей крови… или еще в чем-нибудь, найдут голубизну.

– Ты свой язык затачиваешь, когда намереваешься съязвить, или он у тебя действительно похож на шило?

– Это моя маленькая женская тайна.

– Мне кажется, ты вся соткана с тайн, – ответил я несколько раздраженно.

Она промолчала – сделала вид, что не расслышала.

– Каким берегом пойдем, левым или правым? – переключился я на Зосиму, который не стал раскуривать трубку, лишь держал ее во рту.

Когда его и Пал Палыча подняли из постелей, им повезло, что бандиты дали возможность одеться.

Чиновный дачник был облачен в легкий спортивный костюм, а сам Зосима, будто предчувствуя дальнейшее развитие событий, натянул на себя походные, так называемые "охотничьи", шаровары.

В них была уйма карманов, где старик держал кисет с табаком, походную трубку, спички, соль во флакончике из-под лекарств, шило в чехольчике, крохотный мелкозернистый оселок, иголку с ниткой, рыболовные крючки, леску, перочинный нож и еще черт знает что.

Короче говоря, шаровары успешно играли роль вещевого мешка. Очень удобно: и руки свободны, и разные мелочи, весьма необходимые в скитаниях по лесам, всегда с собой. Поэтому забыть что-либо из этого перечня, отправляясь на охоту, просто невозможно.

– Пойдем по правому, – глубокомысленно наморщив лоб, ответил Зосима – Почему?

– Ну… я так думаю, что по правому берегу идти будет легче.

– Блажен, кто верует, – буркнул я, не хуже Зосимы представляя, что нам предстоит.

Впереди нас ждала, пожалуй, самая тяжелая часть пути. Тропа только называлась тропой. По ней почти никто и никогда не ходил. За редкими исключениями, и то в основном зимой.

Главная ее прелесть (для нас) заключалась в том, что с обеих сторон тропы находились практически непроходимые топи. Поэтому устроить на нас засаду или застать врасплох было очень трудно, если не сказать невозможно.

Тропа шла по узкой, местами каменистой гриве, поросшей лесом. Однако она не представляла собой сплошную прямую линию, удобную для ходьбы. Сухие участки тропы перемежались болотистыми прослойками, нередко коварными и непредсказуемыми, с кочками, ямами и трясинами.

Мне довелось побывать здесь не только в зимнее время, но и по весне, когда земля уже оттаяла, и начали возвращаться из южных стран дикие гуси. Зосима сагитировал меня поохотиться на дикарей, соблазнив рассказами о необычайно вкусном гусином мясе.

В наши края прилетали на гнездовье гуси какой-то редкой и крупной породы; паштет из печени этих дикарей считался большим деликатесом. Не говоря уже обо всем остальном. В чем я, собственно говоря, и убедился.