Книга Маленькое личико - Софи Ханна

– Гадство, в бассейне и в душе вода ледяная! – возмущенно кричала она в телефон. – Какой-то котел сломался. Если завтра не наладят, буду требовать скидку на следующий месяц.

Подойдя к комоду, дама бросила полотенце в квадратное отверстие. Глубоко оно не провалилось: корзина была уже полна. Недовольно цокнув языком, дама зашагала к лестнице, громко жалуясь в телефон.

– Остается подойти, взять ее полотенце – и готово: можно обвинять ее в убийстве, – подытожил Саймон.

Чарли понимала, что он прав. Гипотеза Саймона вполне правдоподобна, однако вовсе не обязательно все так и было.

– Саймон, ты девственник? – спросила она.

35

2 октября 2003 г., четверг

Я на кухне, в кулаке сжимаю кассету. Не верится, что мой отчаянный блеф подействовал. Дэвиду и на миг не пришло в голову, что я блефую. Моя сумочка по-прежнему на стойке, рядом лежат ключи, мобильный и наручные часы. Все конфискованные вещи. Беру часики и надеваю на руку. Даже как-то странно, что не завыла сигнализация. Раздумываю, убрать ли кассету в сумочку, где-нибудь спрятать или вообще уничтожить. Вдруг слышу сзади чье-то дыхание.

Крепче сжав кулак, оборачиваюсь. В полушаге от меня стоит Вивьен в белой шелковой пижаме и длинном синем халате. Кажется, собирается протянуть ко мне руку. Лицо Вивьен лоснится от ночного крема – самого лучшего из салона красоты в «Уотерфронте».

– Что ты тут делаешь? – спрашивает Вивьен.

Обычно я не спускаюсь вниз, после того как свекровь ляжет спать. Дэвид тоже. Она не может уснуть, если знает, что кто-то еще не угомонился. Это одно из неписаных правил «Вязов». Я нарушила привычный режим, и Вивьен почувствовала угрозу.

Решив использовать ее же тактику, я отвечаю вопросом на вопрос:

– Волнуетесь насчет завтра?

Вивьен обескуражена: как я посмела совать нос в ее переживания? В этом доме спрашивает всегда она.

– Мне легче, – продолжаю я, и сердце бьется уже в горле. – Я-то знаю, каким будет результат анализа. А вам, должно быть, тяжелее: ожидание, неопределенность.

Если бы не моя победа над Дэвидом, я бы не осмелилась так говорить. Во мне словно вдруг затеплилась вера в себя – пусть еще слабым и тусклым огоньком.

Вивьен гордая женщина, и ей трудно стерпеть, когда посторонние видят ее в затруднении.

– Я скоро все узнаю, – отвечает она, кривя губы в подобии улыбки. Затем, будто опомнившись, что выказала растерянность, добавляет: – Дэвид – мой сын, и я ему верю. А ты, Элис, последнее время не в себе. Сама знаешь.

– Если вы верите Дэвиду, почему называете ее просто «ребенком»? Вернувшись из Флориды, вы ни разу не назвали девочку Флоренс. Даже не нянчите ее. Словно боитесь дотронуться.

Вивьен нервно облизывает губы и снова пробует улыбнуться, но теперь сделать это еще труднее:

– Просто я стараюсь быть тактичной. Не хочу тебя расстраивать.

– Неправда. Что-то мешает вам отмахнуться от моих слов, и этого вы не станете отрицать. Флоренс – моя дочь. Вам-то известно материнское чувство. Меня вы тоже всегда любили, мне тоже доверяли. А Личико называете «ребенком», потому что не знаете, откуда взялась эта девочка, – так же, как и я. Вас страшит завтрашний день. Ведь очень скоро вы встанете перед фактом, с которым я столкнулась в прошлую пятницу: Флоренс исчезла. Сейчас вы отказываетесь это признать, но придется.

– Бред сумасшедшей, – фыркает Вивьен. На ее стиснутых кулаках проступают толстые, как веревки, жилы.

– Я буду скучать по этой малышке, – шепчу я, – когда придется ее вернуть.

– Вернуть? – Вивьен смотрит озадаченно.

– А как же? Отдать полиции, – поясняю я. – Нам ведь не позволят оставить ее у себя. Заберут, и тогда у нас вообще не будет ребенка.

У меня дрожит голос.

Вивьен бросается ко мне и сильно толкает обеими руками в грудь. Вскрикнув от неожиданности, я теряю равновесие. Падаю и плечом ударяюсь о плиту. Пару минут не могу шевельнуться от боли и, свернувшись, лежу на боку.

Вивьен склоняется надо мной. Чувствую запах ее крема: густой ландышевый аромат. Лицо сальное, белое, будто у призрака.

– Ты сама во всем виновата! – орет Вивьен.

Этот безудержный гневный крик изумляет меня еще больше, чем внезапный наскок. Никогда не слышала, чтобы она так визжала.

– Что это за мать?! Уходит и бросает новорожденного ребенка, а его потом крадут! Что ты за мать?!

Ее лицо надвигается на меня, распахнутый рот – как темная пещера. Меня обдает запахом мятной зубной пасты. По спине ползут мурашки: я боюсь эту женщину.

Через секунду ее уже нет. Лежу на кухонном полу, по-прежнему сжимая в подрагивающей руке диктофонную кассету.

36

10.10.03, 10:00

– Разве сегодня первое апреля?

Со стуком поставив кружку, инспектор Джайлз Пруст взял в руки свой ежедневник и, на потеху Чарли и Саймону, с озадаченным видом уставился в него.

Чарли обратила внимание, что ежедневник опять из благотворительного фонда безруких художников, где работала жена инспектора. Они в прямом смысле безрукие, объяснил Пруст пару лет назад, держат кисть ногой или ртом.

– Нет, сэр, – ответила Чарли на вопрос инспектора.

– Мне тоже так показалось. Выходит, это не просто дурацкая шутка? Вы в самом деле хотите, чтобы я транжирил наши скудные средства на обыск в «Вязах» из-за дамской сумочки?

– Да, сэр.

– Вы что, в сауне это придумали? В последние дни вы слишком часто бываете в подобных заведениях. Уотерхаус?

Саймон поерзал на стуле. «Скажи хоть что-нибудь, остолоп. Выложи им, что ты узнал».

– Что там вообще происходит – в этих фитнес-клубах?

– Плавают, сэр. Есть еще тренажеры и спортзал. Джакузи, сауны, парные. Некоторые с холодными бассейнами.

– С холодными?

– Да, с ледяной водой. В них ныряют сразу из парной или сауны, – пояснила Чарли.

Пруст покачал головой:

– Сперва парятся, потом в ледяную воду?

– Считается, что полезно для кровообращения.

– А джакузи – это когда сидишь в теплой воде с пузырьками?

Чарли кивнула:

– Отлично расслабляет.

Пруст поглядел на Саймона:

– Вы увлекаетесь этими глупостями, Уотерхаус?

Чарли, как всегда, подмывало ответить за Саймона. Однако она удержалась. Нечего бросаться на амбразуру, это не ее парень. Пусть отбивается сам, как и все остальные.

– Нет, сэр, – четко отрапортовал Саймон.

– Очень хорошо.