Книга День лжецаря - Брэд Гигли

Симеркет испытал страх, особенно когда управляющий задержал Шепака при входе в зал. Он всматривался в тусклый свет, пытаясь прочитать выражение лица Нарунте, ожидая увидеть на нем гнев, раскаяние, даже потрясение — от того, что он вышел из Скорпионовой камеры живым. Но ее реакцией на его появление было полное безразличие, словно он был каким-то незнакомцем, которого она видела впервые.

Курьеры расступились, когда Симеркет шел к царю и царице, и его шаги по малахитовым плиткам разносили гулкое эхо. Что это, засада? Неужели его снова бросят в Скопионову камеру из-за того, что он обнаружил?

Он преклонил колени перед царствующими супругами.

— Симеркет, — спокойно сказал Кутир. — Как представителю египетского Соколиного трона я должен тебе сказать, что эламский царь Шутрук, мой отец, взошел на свою золотую колесницу.

Симеркет посмотрел на него, не понимая.

— Что?

— Он мертв, Симеркет. Эту новость сегодня принесли курьеры. После того как он съел пирог с голубиным мясом и фиги, его кишки превратились в кровавую массу, и он онемел. Он умер несколько часов назад, не произнеся ни слова. — Голос Кутира сорвался, и он зарыдал, хотя Симеркет был уверен, что его слезы были только для вида. — Мне донесли, что его отравили. Можешь ли ты в это поверить? Кто мог совершить такое ужасное преступление против величайшего царя элама?

Симеркет перевел взгляд на царицу Нарунте. Она не опустила своих серебристых глаз, но Симеркет ничего не мог прочитать в их бледных глубинах, даже удовлетворения. Тем не менее он знал, что ответ на вопрос Кутира стоял рядом с ним. Какая карьера ожидает Нарунте, — с невольным восхищением подумал он, — при условии, что она будет избегать крепкого пива, которое развязывает ей язык?

— Я убит горем, — с нарочитой скорбью произнес Симеркет. — Как, я уверен, и фараон, когда услышит это прискорбное известие. — Симеркет надеялся, что его слова соответствуют ситуации. Но сам он не мог не отметить, что весь мир теперь — и в особенности сын покойного — вздохнут свободнее. — Что вы будете предпринимать, ваше величество?

— Я должен вернуться в Сузы — до того, как мой брат поднимет армию и предъявит свои права на трон. Но…

Царь замолчал, беспомощно глядя на Симеркета.

Да, конечно — но! С исинами, затаившимися в городе, с оскудевшими запасами продовольствия и разрушенным эламским флотом Кутир имел ничтожные шансы на то, чтобы достичь границы, не растеряв армию. Конечно, он мог легко сбежать из Вавилона, переодевшись, но какой ему смысл входить в Элам без армии? Если он решится на такие опрометчивые действия, то жить ему останется — минуты.

Ну что ж, подумал Симеркет, таковы опасности, подстерегающие завоевателей во враждебной стране. Это не его дело и не дело Египта. Хотя Кутир оказался не таким жестоким деспотом, как Симеркет того ожидал, он не был к нему особенно расположен. Кроме того, если быть честным с самим собой, он бы предпочел, чтобы в Месопотамии правил Мардук. Но Египет соблюдает нейтралитет, подумал Симеркет.

И в этот момент ему в голову пришла мысль. Он вежливо кашлянул и заговорил.

— Ты хочешь сказать, что он уедет — просто так? — недоверчиво спросил Мардук.

— Вот именно.

Симеркет снова спустился в тоннели под городом. Он сидел в маленькой темной каморке недалеко от люка, которую Мардук и его генералы называли своим штабом.

Высокий исин из Мари сделал сердитый жест:

— Не верьте ему, господин. Эламский царь подослал этого египтянина, чтобы заманить вас в ловушку!

Симеркет закатил глаза.

— Каким образом это может быть ловушка, ты, идиот, если это я сам придумал?

Исин, который пытался с ним спорить, пробормотал:

— Потому что все знают: египтянам нельзя доверять.

— Симеркету можно, — твердо сказал Мардук. — Но я должен признать — мне трудно поверить, что Кутир говорит правду. Я хочу сказать, после всех утрат — людей, продовольствия и сокровищ — поверить, что он просто так остановит эту беззаконную войну…

— Он знает, что его поймали в ловушку в Царском квартале, Мардук. Единственная для него возможность уйти живым — это твое согласие на перемирие. Если ты не согласишься, то тебя ждет осада, которая может продлиться много месяцев, даже лет. Брат Кутира захватит эламский трон, и у Кутира не будет другого царства, за исключением того, что ему удастся удержать здесь. Не лучше ли тебе позволить ему уйти сейчас, когда у него есть другое царство в Эламе, вместо того чтобы наживать себе врага, который знает, что терять ему нечего?

Исины начали громко и сердито спорить — они должны, должны наказать Кутира за его вторжение в Месопотамию!

— У нас есть возможность уничтожить его, — сказал высокий исин, ударяя кулаком по своей ладони. — И тогда мы сможем войти в Элам! Когда Кутир и его армии будут уничтожены, Элам просто упадет в наши руки, как спелый инжир!

— Итак, все начинается сначала… — мрачно пробормотал Симеркет.

— Симеркет нрав, — заключил Мардук. — Впервые почти за три столетия на Грифоновом троне будет сидеть Темная Голова, рожденная в этой стране. Мы достигли всего, чего хотели; давайте не рисковать гневом богов и не просить большего. Мы позволим эламскому захватчику и его армиям мирно покинуть страну. Кроме того, — продолжал он, хитро улыбнувшись, — эти эламцы скоро будут вовлечены в долгую и кровавую гражданскую войну. В конце ее они будут слабыми и подавленными. Это будет лучшее время для того, чтобы вмешаться и сорвать этот спелый плод. Надо лишь выждать — а мы можем позволить себе один раз быть великодушными…

Месопотамия не меняется, с раздражением подумал Симеркет. Так было и так будет — вереница «сильных», отнимающих власть друг у друга. Он воспользовался моментом, чтобы проскользнуть в маленькую комнатку, где его ждали Кем-весет и Рэми. Глаза юноши были открыты и при виде Симеркета заблестели.

— Лихорадки нет? — спросил Симеркет Кем-весета.

— С моим-то уходом? — гордо произнес врач. Но потом добавил, уже более скромно: — Боги были добры к нему.

— Ко всем нам, — согласился Симеркете необычным воодушевлением. И перевел черные глаза на Рэми. — Как ты себя чувствуешь, мальчик?

— Голова болит.

— Голова или не голова, ты вряд ли скоро предстанешь перед Осирисом. В конце концов, тебе не пришлось просить у меня прощения. Этого просто не понадобилось.

Потрепав на прощание руку Рэми, Симеркет удалился в наружный коридор. Вскоре к нему присоединился Мардук.

— Ты выглядишь очень угрюмым, — сказал Симеркет. — Я бы мог подумать, что ты будешь веселым. — Он громко рассмеялся. — Будь осторожным, Мардук. Люди могут начать ошибочно принимать тебя за меня.

Мардук вздохнул.

— Всю мою жизнь я занимался одним делом — борьбой за мой наследственный трон. Я был готов умереть за это, как мой отец. Но благодаря тебе, Симеркет, моя борьба окончена.