Книга Два крепких орешка для Золушки - Валентина Андреева

— А в чем Дармоед… извини, мне эта кличка привычнее. В чем он обвиняется?

— Попробуй догадаться сама. Ты же у нас умная.

— Что ты ее постоянно унижаешь! — взорвалась молчавшая до этого момента Наташка. — Обзывается тут…

— Да я нисколько не обижаюсь, — миролюбиво сказала я, тронутая защитой подруги.

— Правильно, — поддержал Чернов, — на правду нельзя обижаться.

— В таком случае, ты… ты… — задохнулась в поисках подходящего обидного определения Наталья.

— А вот это — неправда. Я имею в виду то, что ты обо мне подумала. Могу и обидеться.

— Да ладно вам, — продолжила я миротворческую деятельность. — Все мы хороши. Попробую угадать! Андрей, господин уголовник, случайно, не мошенник высшей категории, прославившийся как непревзойденный мастер по части искусной подделки документов?

— Наталья, а ты сомневалась в умственных способностях Ирины! Правильно, он самый. Между прочим, очень талантливый художник. Раньше его криминальные «произведения» славились ручной работой, сейчас иногда прибегает к помощи компьютерной техники. Но это, если заказ срочный.

— Тогда договор дарения Ольгиной квартиры Владу — его рук дело, — подвела итог Наталья. — Не понятно только, как они сошлись, ведь Ольга с братом не общалась. Вернее, он не желал с ней общаться. Она-то в силу своего характера иногда пыталась узнать по телефону, как он поживает. Но братца для нее никогда не было дома.

Наташка с трудом подавила зевок. Несмотря на противоречащие стилю фен-шуй острые углы выводов, я поняла, что могу заснуть прямо на стуле, и, зевнув следом за подругой, добавила:

— Ольгина расписка в получении от Есауловой денег, надо думать, творчество все того же Дармоеда, вот только что все это значит? Кто заказчик этого «художества»? И почему Есаулова пропадает именно в день своей расплаты?.. Зря говорят, что утро вечера мудренее. Почти светает, а ни одной стоящей мысли в голове — сплошная каша.

— Значит, пора на боковую, — в свою очередь зевнул Андрюша, с хрустом потянулся, после чего безвольно уронил тяжелые кулаки на стол. Наташка, прикрывшая было глаза, испуганно распахнула их снова, пробормотав что-то про кувалды, которые Чернов всегда носит с собой.

— Я еще не рассказала тебе про двух Ольгиных племянниц, одна из которых — ло… Ой, да что же это такое? Ложная! Извините, оно как-то само зевается.

Я попыталась стряхнуть с себя сонное наваждение, представив себе, как Андрюша забивает своими «кувалдами» сваи. Ничего у него не получалось.

— Мне эта ложность уже известна. Продолжение, как говорится, следует. Еще поговорим. Где мне будет позволено разместиться?

Я не успела сказать, что там, где и раньше — в гостиной. Наташка решила застолбить свое право на ночлег в моем доме за собой, а Чернова отправить к Деньке. Кажется, не надеялась на надежность своих запоров и собачью защиту. Но мотивировала свое решение другим: две подобные нам с ней женщины равносильны всему больному контингенту одного сумасшедшего дома. Связываться с нами — себе дороже. Сами не знаем, что выкинем в следующую минуту. Наташка выкинула на стол свои ключи. Андрюша такой рокировке обрадовался. Только потребовал запасные ключи от нашего сумасшедшего дома.

Провожались долго. Сначала Наталья проводила Чернова в свою фазенду, потом он проводил ее ко мне вместе с любимым одеялом, а затем мы вместе с ней провожали его обратно — Наташке хотелось проверить, правильно ли он закроет калитку. Возвращаясь, вспомнили, что любимое одеяло подруги Чернов прихватил с собой. Одинокий Наташкин вопль про одеяло кощунственно попрал таинственную тишину ночи. И сразу, словно по взмаху невидимой дирижерской палочки, запели, зачирикали птицы. Взбодрились даже уставшие от недавно закончившегося концерта соловьи. Из Наташкиного дома, как кукушка из часов, выскочил Чернов. Пользуясь случаем, вылетела и Денька. Визжа от радости новой встречи с хозяйкой после недавнего расставания, стрелой понеслась к калитке. В доме у соседей зажегся свет. Мы с Наташкой мигом взлетели на крыльцо, на перилах которого подругу спокойно дожидалось любимое, но бесстрастное одеяло.

Короткая прогулка меня взбодрила. Во всяком случае, я, в отличие от Наташки, вполне осознанно доплелась до кровати. Приглушенный шум падения, донесшийся из комнаты дочери, свидетельствовал о том, что подруга заснула на ходу, либо, завернутая в свое любимое одеяло, потеряла ориентацию и свалилась с койки. Отсутствие криков о помощи, а равно болезненных стонов я расценила как добрый знак. Похоже, Наташка так и заснула, не осознав, что с ней случилось. Будить ее, чтобы спросить о самочувствии, не стоило.

Я выглянула из окна. Край розовеющего на востоке неба оживлял предрассветную серость. Спустившись взглядом с небес на землю, машинально отметила вылезающего из Наташкиной машины детектива. Ясное дело — несанкционированный обыск. Вот не спится человеку! Вспомнила об украденном чайнике, но совершенно равнодушно — завтра чистосердечно признаюсь.

Едва улеглась, как сон окончательно пропал. Я со злостью ворочалась с боку на бок, жалея, что заранее не выпила снотворное. Если выпить сейчас, как раз засну часам к семи. Пересчитала неимоверное количество белых слонов, перешла на мамонтов и отказалась от дальнейшего счета. Мамонты, покрытые длинной белой шерстью, увели меня слишком далеко от возможности заснуть — к способам и технологии переработки этой шерсти в верблюжьи одеяла, которые, как выяснилось, мне на фиг не нужны. Образовавшийся в сознании вакуум сразу заполнили мысли о стервятниках, окруживших Ольгу. И пошло!..

Для начала я исключила Владика из числа лиц, заказавших Дармоеду Ольгину расписку Есауловой. Ему и одной фальшивки хватило. Следом самого Дармоеда. Он на фальшивках деньги делает. Вот гад, а! Жил на Ольгины гроши, маскируясь под безработного гения. А денежки за свое «искусство» прятал… Интересно, в какой долгий ящик? И почему бы не в Ольгиной квартире? В субботу, получив известие о ее гибели, срочно ретировался. Скорее всего, без «багажа». Вполне понятно: не желал быть свидетелем по делу об исчезновении сожительницы, с которой накануне скандалил. Была охота сразу же из свидетелей попасть на нары, причем не только за собственные прегрешения перед законом. Интересно, сколько времени его ищут за мошенничество и подделку документов? И не за своими ли деньгами он заявился во вторник? А может, его пригласили? Почему бы честной компании не использовать тот же шантаж? Впрочем, Владику это опять-таки ни к чему. И если подумать, Дармоед органично входит в общую команду, расписка Есауловой им, точно, выполнена на заказ. Чей? На подозрении остались двое — Пал Григорич и лже-Елизавета.

Пал Григорич… Я встала, подошла к окну и задернула занавеску, отодвинув на задний план залетную мысль о том, что ложиться уже вроде как не имеет смысла. Еще не хватало пугать Чернова своей утренней угрюмостью. Хотя утро уже на пороге. Значит, все равно не высплюсь. Злясь на себя, а заодно на все на свете, я снова улеглась, включила ночник, упрямо убеждая себя, что еще ночь, и взяла недочитанную книгу. Прекрасное снотворное. Никак не преодолею двадцать третью страницу. Не удалось и на этот раз. «А Пал Григорич еще тот тип! — подумалось сразу после третьей строчки. — Сначала уходит от жены к Ольге… Что там Ольга говорила Наталье про взаимоотношения супругов? Ах, да… Есаулова является соучредителем его фирмы, причем привыкла только получать деньги, фактически зарабатывает их сам Пал Григорич. Мало того, полагая, что муженек ее «надувает», потребовала выделения ей своей доли в бизнесе. Если всем его женам рассчитаться по порядку номеров, Есаулова будет по счету четвертая. Моложе его на двадцать два года. Спрашивается, на фига он ей, язвенник, в другом качестве, кроме как промежуточное звено к неуклонному укреплению своего личного благосостояния. А что, если Пал Григорич сбежал от нее, серьезно опасаясь за свою жизнь? Вдруг эта самая язва у мужика не что иное, как результат упорных усилий женушки отправить его на вечный отдых от жизненных хлопот. Не будет необходимости делить фирму. С другой стороны, зачем ему в таком случае возвращаться к Есауловой, мало того, ехать вместе с ней на отдых за границу? Неужели договорились полюбовно?»