Книга Шпион, который ее убил - Сергей Донской

Она разлепила окровавленные губы, чтобы напоследок оповестить вселенную о своем ужасе перед невыносимыми страданиями. Родилась только для того, чтобы умереть нелепой, страшной смертью? Зачем тогда было все? Кому это понадобилось? Кто создал мир, пронизанный болью бесчисленного множества живых существ?

Обреченных на погибель…

Таких хрупких…

Таких смертных…

Какая несправедливая, какая жестокая затея! Не надо было, господи, ох, не надо…

– НЕ НА-АДО-ООО!!!

Тамарин крик наполнил помещение, ударился о бесчувственные белые стены и оборвался. Смолк, как отрезанный.

Тогда заговорили стены. Женским голосом заговорили:

– Ну, как там грузинская царица? Цела еще? Или уже попортили шкуру?

Не веря своим ушам, Тамара открыла глаза.

Юрий и Раиса стояли к ней спиной, уставившись на видеокамеру, приткнувшуюся под потолком. Чуть ниже помещался динамик, вмонтированный в стену. Будто круглый зев робота, издающий едва слышное шипение.

– Мы только-только собрались приступать, Маргарита Марковна, – отрапортовал в видеокамеру Юрий, вытянувшийся чуть ли не по стойке «смирно».

– Она нам такой концерт закатила, такой концерт, – пожаловалась Раиса.

– Заткнись, ш-шт. Не с тобой, ш-шт, разговариваю. Юрасик!

– Да, Маргарита Марковна?

– Операция, ш-шт, отменяется. Царицу не трогать. У меня насчет нее другие, ш-шт, планы.

– А тренироваться? – огорчился Юрий.

– На кошечках, дружок, на кошечках, – посоветовал динамик. – Мне тут одну интересную идею, ш-шт, подкинули. Между прочим, авторство, ш-шт, принадлежит капитану Бондарю. Жаль, царица Тамара не сумеет поблагодарить своего любимца. – Нечеловеческий хохот, грянувший из динамика, вызвал дребезжание стекла по всей операционной. – Слышишь меня, грузинская, ха-ха, царица? Женя о тебе позаботился. Не счел, ха-ха, за труд придумать для тебя особую казнь. Эксклюзив, ха-ха!..

Юрий и Раиса поспешили поддержать невидимую женщину смехом, но тут динамик еще разок весело хрюкнул и отключился. Вслед за ним – Тамара.

Глава 20,

из которой следует, что на счастье можно бить не только посуду, но и часы «Ролекс»

Под вечер 24 декабря Бондарь лежал на кровати с закинутыми за голову руками и смотрел в потолок, потому что смотреть больше было некуда. Чужая спальня опостылела ему хуже горькой редьки, не говоря уже о чужой женщине, посапывавшей рядом.

Бондарь пялился в потолок, а видел Тамару. Ночью она снилась ему несколько раз, снилась в белом платье. Какой-то заброшенный сад, безлюдные аллеи, открытое окно, а в нем – Тамара. Она не замечала Бондаря, пока его сердце не сбивалось на тревожный стук, разносящийся по всей округе. Он силился улыбнуться – тщетно. Тянулся, чтобы коснуться ее руки, – зря.

Теперь, когда изнуренная сексуальными излишествами Морталюк оставила Бондаря в покое, он снова и снова вспоминал сон и гадал, что же такого страшного происходило в саду, что на душе до сих пор было тоскливо и муторно. А еще Бондарь мысленно сочинял письмо.

Он никогда не писал писем, ни Тамаре, ни кому-либо еще. Считал это пустой тратой времени. А тут вдруг этот неожиданный приступ сентиментальности. Сперва Бондарь противился, приказывал мозгу прекратить бесполезное занятие, однако потом сдался. Других занятий все равно не было. Не с Морталюк же сюсюкать в ожидании подходящего случая для побега.

Привет, Томчик, звучало в голове Бондаря. Как живешь? Лично я – не очень. В общем и целом живу, но не так, как хотелось бы. Дурацкая ситуация. И зачем только ты мне повстречалась?

Шутка. Я рад, что ты у меня есть. Или счастлив? Нет, это чересчур высокопарно.

Знаешь, Томчик, ты мне сегодня приснилась. Ты стояла в освещенном окне старого-престарого дома. Несколько раз я пытался тебя обнять, но ты вроде как ускользала или таяла в воздухе. А под конец и того хуже. Я тебя обнял, а потом глядь: это вовсе не ты, другая. Не женщина, не думай. Хотя и не мужчина. Ангел, представляешь? Весь в белом, и лицо будто мелом раскрашено. Странно, думаю.

Ты ангел, спрашиваю? Да, улыбается. Лицо белющее, а губы – красные. Да какой же ты ангел, говорю, когда ты клоун хренов. Сказал так, а сам попятился. Он за мной. Я, говорит, ангел, но не тот, про которого ты думаешь. Не хранитель. Ангел смерти. Вы, говорит, люди, напрасно надеетесь, что каждому свой ангел-хранитель положен. Где же на всех набраться?

Дословно нашего разговора я не помню, но смысл был похожий. И такая тоска на меня вдруг навалилась, такое отчаяние. Как же так? Выходит, у меня никого нет? Ни тебя, ни ангела-хранителя? Но я не хочу один! Мне одному невмоготу!

Тут этот белый сжалился надо мной и объяснил, что к чему. Все очень просто. Нужно самому стать кому-нибудь ангелом-хранителем, а он пусть будет ангелом-хранителем тебе. Вот и все. Тогда все заживут счастливо. Шесть миллиардов людей, и у каждого свой ангел. Это же настоящее счастье, такое простое и доступное. Я летать был готов оттого, что мне открылось. А потом рухнул на землю и проснулся. Обидно, Томчик. Даже во сне нас наё… дурачат все, кому не лень.

– Не поняла, кто кого дурачит?

Повернувшись на голос, Бондарь непонимающе уставился на лежащую рядом женщину. Она показалась ему очередным наваждением. Химерой. Бледным вампиром с запавшими глазами и воспаленными губами.

Ну да, разумеется. Разве эта сука позволит о себе забыть? Марго. Маргарита Марковна Морталюк. Леди Мортале. Чума двадцать первого века.

– Кто кого дурачит? – капризно повторила она, выползая из кокона одеяла.

Бондарь перевел взгляд на потолок. Тело у Морталюк сохранилось отлично, лицо ей постоянно подправляли, а вот шея и руки подкачали. Лучше не видеть. Впрочем, телом и лицом Маргариты Марковны Бондарь тоже был сыт по горло.

– Все – всех, – проворчал он.

– И ты меня? – распустила коготки Морталюк.

Пришлось растягивать губы в улыбке:

– Тебя обманешь, как же!

– А хотелось бы?

– Зачем?

– Ну, хотя бы из спортивного интереса.

– Из спортивного интереса я бы покатался на лыжах, – произнес Бондарь. – Долго ты еще будешь держать меня под домашним арестом?

– Хочешь сказать, что тебе не хватает физической нагрузки? – оживилась Морталюк. – Это дело поправимое.

Ее грудь заколыхалась перед носом Бондаря. Он отвел ее рукой, будто это были лезущие в глаза виноградные кисти:

– Прекрати. Я не робот.

– Лучше, – захихикала Морталюк, – намного лучше. Какой-то отбойный молоток, а не мужчина.

– Хватит, Марго, – упорствовал Бондарь. – Я устал.

– Рановато, дружок.