Книга Дело Джен, или Эйра немилосердия - Джаспер Ффорде

— Наверное, придется, — сварливо отозвался Безотказэн.

В течение следующего часа я пересказывала ему «Джен Эйр», начиная с тревог маленькой сиротки Джен, ее детства у миссис Рид с кузинами и кузеном, потом перешла к ее жизни в Ловуде, ужасной благотворительной школе, которой руководил жестокий ханжа-евангелист. Затем ее добрая подруга Элен Бернс заболевает тифом и умирает, а Джен становится примерной ученицей и, закончив школу, подается в учительницы под руководством своей директрисы, мисс Темпль.

— Джен покидает Ловуд и отправляется в Торнфильд, где ее единственной ученицей становится подопечная Рочестера, Адель.

— Подопечная? — спросил Безотказэн. — То есть?

— Ну, — ответила я, — думаю, это вежливое определение для плода предыдущей романтической связи. Если бы Рочестер жил сегодня, Адель в передовицах «ЖАБ-ньюс» обрыдали бы как дитя любви.

— Но он ведь порядочный человек?

— Да, конечно. Как бы то ни было, Торнфильд оказался приятным местом, правда, чуть странноватым — Джен подозревает, что там творится нечто, о чем все предпочитают помалкивать. Рочестер возвращается домой после трехмесячного отсутствия и оказывается мрачным и властным типом, но на него производит впечатление сила духа Джен, когда девушка спасает его во время странного пожара в спальне. Джен влюбляется в Рочестера, но ей приходится наблюдать, как он ухаживает за Бланш Ингрэм — что-то вроде секс-бомбы девятнадцатого века. Джен уезжает ухаживать за миссис Рид, которая лежит при смерти, а когда она возвращается, Рочестер просит ее руки. За время ее отсутствия он понял, что Джен куда лучше мисс Ингрэм, несмотря на разницу в социальном положении.

— Пока все хорошо.

— Не спеши считать цыплят, еще не осень. Через месяц во время свадебной церемонии приходит адвокат, который заявляет, что Рочестер уже женат и что его первая жена Берта еще жива. Он обвиняет Рочестера в двоеженстве, и это оказывается правдой. Сумасшедшая Берта Рочестер живет в дальней комнате на верхнем этаже Торнфильда под присмотром странноватой Грэйс Пул. Именно она пыталась поджечь Рочестера в спальне несколько месяцев назад. Джен глубоко потрясена — сам представляешь, — а Рочестер пытается оправдать свое поведение тем, что и правда ее любит. Он просит ее уехать с ним в качестве любовницы, но она отказывается. По-прежнему любя его, Джен убегает из Торнфильда и попадает в дом Риверсов, двух сестер и брата, которые оказываются ее кузенами.

— Малость натянуто, согласись.

— Цыц. Дядя Джен — который им тоже дядя — как раз умер и оставил ей все деньги. Она делит их с кузенами поровну и начинает жизнь самостоятельной женщины. Ее кузен, Сент-Джон Риверс, собирается ехать в Индию миссионером и предлагает Джен выйти за него замуж, чтобы они вместе служили церкви. Джен готова с радостью служить Церкви, но замуж не хочет. Она уверена, что брак — это союз по любви и взаимному уважению, а не по зову долга. Следует столкновение воль, после чего она соглашается ехать с ним в Индию в качестве помощницы. Книга заканчивается в Индии, где Джен строит новую жизнь.

— И все? — удивленно спросил Безотказэн.

— А ты как думаешь?

— Ну, финал какой-то вялый. Мы ищем в искусстве совершенства, поскольку в жизни его все равно нет, а Шарлотта Бронте заканчивает свой роман — похоже, в нем проявились какие-то автобиографические мотивы — в манере, которая отражает ее личное разочарование в любви. Будь я Шарлоттой, я бы постарался, чтобы Джен и Рочестер соединились — по возможности, поженились.

— Не приставай, — ответила я. — Это не я писала.

Повисло молчание.

— Ты, конечно, прав, — пробормотала я. — Дерьмо, а не финал. Ну зачем, когда все так хорошо, устраивать читателю под конец такой облом? Даже пуристы «Джен Эйр» соглашаются, что было бы куда лучше, если бы Шарлотта свела все концы, а не оборвала их на фиг.

— А как, если Берта все еще жива?

— Не знаю. Могла бы умереть или еще что-нибудь. А так…

— Откуда ты так хорошо знаешь эту книгу? — спросил Безотказэн.

— Она всегда была моей любимой. Даже лежала у меня в кармане, когда в меня стреляли. И остановила пулю. Вскоре появился Рочестер и боролся с кровотечением, пока не подъехала «скорая». Он и книга спасли меня.

Безотказэн посмотрел на часы.

— До Йоркшира еще много миль. Мы доедем туда не раньше… Эй, что это?

На дороге произошла авария. Впереди застряло десятка два машин. Мы простояли неподвижно минуты две, после чего я дернула переключатель скоростей до упора и медленно объехала хвост. Дорожный полицейский замахал нам, приказывая остановиться, с сомнением изучил следы от пуль на моей машине и сказал:

— Прошу прощения, мэм. Вы не могли бы пропустить…

Я показала ему бэдж Пятерки, и он сразу же заговорил по-другому:

— Извините, мэм. Впереди что-то непонятное…

Мы с Безотказэном переглянулись и вышли из машины. Толпу зевак сдерживала не только лента с надписью «ТИПА. Не нарушать», но и действо, разворачивающееся перед ними. Они стояли и молча смотрели. На сцене уже присутствовали три полицейские машины и «скорая помощь». Два фельдшера возились с новорожденным младенцем, заворачивая его в одеяло; тот жалобно хныкал. Завидев меня, полицейские облегченно вздохнули — самым старшим по званию тут был сержант, и всем отчаянно хотелось свалить ответственность на кого-нибудь поглавнее, а представитель Пятерки был самым главным оперативником, которого они видели в жизни.

Я взяла у полицейского бинокль и осмотрела пустое шоссе. В пятистах ярдах от нас дорога и звездное ночное небо закручивались спиралью наподобие водоворота, образуя нечто вроде колокола, который дробил и искажал свет, попадавший в воронку. Я вздохнула. Мой папочка рассказывал мне о временных искривлениях, но я никогда их не видела. В центре воронки, где отраженный свет свивался в беспорядочный узор, зияла чернильно-черная дыра. Казалось, у нее нет ни дна, ни цвета — только форма: идеальный круг размером с грейпфрут. Полиция перекрыла движение и по другую сторону дороги. Голубой свет мигалок, касаясь краев черной массы, становился красным, а дорога позади дыры казалась искривленной, словно смотришь в отражение на стенке консервной банки. Перед воронкой стоял синий «дацун», капот которого уже начал вытягиваться в сторону искривления. В хвост ему смотрел мотоцикл, а следующим, ближе всего к нам, стоял зеленый семейный фургончик. Я смотрела около минуты, но все машины на шоссе казались неподвижными. Мотоциклист и пассажиры машин застыли, словно статуи.

— Блин! — ругнулась я, глядя на часы. — И сколько времени это творится?

— Да около часа, — ответил сержант. — Тут вроде было ДТП с участием машины «Экзотмата». Другого времени выбрать не мог — прямо перед концом моей смены! — Он ткнул большим пальцем в ребенка на носилках, который запихнул кулачок в рот и наконец замолчал. — Это водитель. Перед столкновением ему было тридцать один. Когда мы подъехали — уже восемь. А через пару часов от него одно мокрое место останется.