Книга Уходящая натура - Фридрих Незнанский

— Говорите, что пистолет вам подкинули? Отчего на нем отпечатки ваших пальцев?

— Обнаружил накануне вашего обыска и брал в руки посмотреть. Из любопытства.

— Почему не заявили в соответствующие органы?

— Как раз собирался, но вы опередили.

— И раньше пистолета у вас не было?

— Нет.

Турецкий просил вызвать свидетеля на очную ставку.

…— Проходите, пожалуйста. Садитесь. Назовите себя.

— Смирнов Игорь Олегович.

— Скажите, Игорь Олегович, вам знаком этот человек?

— Да, это Валера Гончар. Брат Данилы. Мы в одном дворе росли.

— А потом, во взрослые годы, вам приходилось общаться?

— Доводилось. Не слишком часто, но случалось.

— Бывали ли вы в загородном доме господина Гончара.

— В Жаворонках? Был. Мы там компанией раза два или три бывали: Валера с Даней, да я с Аркашей.

— Вы имеете в виду господина Баскина?

— Да.

— Не доводилось ли видеть вам в доме Гончаров пистолет?

— В прошлом году мы по мишеням в лесу стреляли. Из «Макарова». Под Одинцовом, неподалеку от их дачи…

— Спасибо, Игорь Олегович. Вы нам очень помогли. До свидания…

— Нужно ли вызывать Аркадия Баскина, господин Гончар?

Валерий отрицательно помотал головой, думая про себя: «Сдали приятели, суки».

— Что скажете?

— Это был другой пистолет.

— Откуда?

— Купил в период разброда и шатаний, называемый перестройкой. Тогда это было просто.

— Зачем?

— Так мы с братом как раз дом построили. А район неспокойный. Для самообороны.

— Где он?

— Выбросил в речку. Боялся, что привлекут за незаконное хранение.

— Правильно боялись. Я попрошу вас указать место, где вы выбросили пистолет. Мы проверим…

— Когда и при каких обстоятельствах вы познакомились с начальником отдела «Гуманитарный диалог» фонда «Экологический мир» Питером Воссом?

— Я с ним незнаком.

— К кому вы приезжали в штаб-квартиру отдела в город Одинцово?

— Не понимаю, о чем вы говорите.

— Улица Сосновая, дом четырнадцать.

— Я там никогда не был.

— Вот оформленные протоколом результаты просмотра пленки с камеры наружного наблюдения у входа в резиденцию «Гуманитарного диалога». Вы с братом приехали на виллу в тот день, когда академик Дубовик вернулся из Петербурга вместе с хорошо вам знакомой Изабеллой Вовк. Их приезд также зафиксирован телекамерой. Как и отъезд гражданки Вовк. Пленка любезно предоставлена нашими австрийскими коллегами и является неопровержимой уликой.

— Спросите лучше у Питера Восса.

— Ударился в бега ваш приятель. Но вы не переживайте. Мы его непременно спросим. И лучше бы вы рассказали нам правду до того, как он начнет вас топить.

— Какую тему вы вели в научном объединении «Ритм»?

— Я не хочу отвечать на вопросы, не имеющие отношения к делу.

— Ваше право, но я напоминаю, что вчера вам было предъявлено обвинение еще по трем статьям Уголовного кодекса. В числе них и сто двадцать шестая, часть третья, пункт «в» — похищение человека, повлекшее смерть потерпевшего.

— Какая еще смерть? — Валерий разглядывал свои руки.

— Это единственно разумное предположение. Ему не противоречит ни одна из имеющихся улик. Или вы укажете место, где нас ждет академик Дубовик, живой и здоровый?

Гончар молчал.

— Итак, вы можете ответить, чем конкретно вы занимались у Штейна? Почему уволились? Почему Штейн с сыном наносили вам визит, закончившийся дракой?..

Так, ведя многочасовые беседы, постоянно уличая Гончара то в мелкой, то в крупной лжи, предъявляя постепенно улики и показания очевидцев, Александр Борисович расшатывал волю преступника. Жизнь в камере тоже не оставляла надежд. Его даже сокамерники признали, когда с очередной встречи с адвокатом он принес лекарство, понадобившееся Витьку — тому спортивному пареньку, что был правой рукой «смотрящего».

— Спасибо, — поблагодарил больной.

— Судьбу благодари. Не обыскивали сегодня.

На «хате» воцарилось молчание. Бывалые зэки как-то странно, с удивлением, посмотрели на Гончара. А «смотрящий» заметил:

— Я же говорил — приживется везучий. Вот он уже настоящим зэком становится.

— Почему это? — не понял Гончар.

— Ну, как же! «Судьбу благодари». Старинное зэковское выражение…

Уходя все дальше от привычной вольной жизни, Валерий становился и все более безразличен к собственной судьбе. Стали появляться мысли о бренности всего сущего, о бесполезности дальнейшего существования.

«…Ни адвокат, ни следователь, ни судья — ни один из этих низших духов зла не в состоянии абсолютно никоим образом повлиять на мою судьбу, — думал в полусонном бреду Гончар. — Ни на йоту! От них ровным счетом ничего не зависит. Решение по мне принимают не они. На мне лежит знак бездны. И билет в преисподнюю мне уже забронирован. Надежд — никаких! „Ступай же, душа, во ад и буди вечно пленна!..“.

Поначалу он раздумывал повеситься на простыне, но в камере постоянно кто-то бодрствовал в связи с хронической нехваткой спальных мест. А перспектива удавиться на параше Валерия не прельщала.

К концу же третьих суток бессонных мучений в СИЗО Валерий почувствовал вдруг, что ему станет лучше, если он облегчит душу признанием.

5

Автозак ехал долго. Валерий Гончар всю дорогу молчал. Он выговорился накануне и теперь безучастно поглядывал сквозь зарешеченное окошко на знакомую дорогу, по которой не раз добирался и до собственной дачи.

Молчали и сопровождающие. Следственная группа, конвой, несколько санитаров-землекопов, судмедэксперт, оператор. Всем хотелось поскорее закончить достаточно неприятное дело. В целях экономии времени шли по трассе на Брест, огибая Одинцово с юго-востока. За деревней Губкино свернули направо и по Верхне-пролетарской улице вырулили сразу на Сосновую. Переехав маленький мостик через ручей, притормозили у особняка, находившегося в ведении австрийского фонда. Напротив, по другую сторону дороги, начиналась небольшая рощица, тянувшаяся как раз до только что покинутой автострады.

Когда остановились, Турецкий вопросительно посмотрел на Гончара.

— Да, — сказал Валерий. — Это здесь.

И пошел молча вперед, в рощицу.

Турецкий вполголоса проинструктировал эксперта:

— Понимаю, что времени прошло немало, но, по возможности, постарайтесь определить причину и приблизительное время смерти.