Книга Расчет пулей - Фридрих Незнанский

— Честно говоря, сам бы пошел, чтобы не подставлять молодых.

Турецкий не позволил себе усмехнуться, только сощурил глаза.

— Нет, Костя! Теперь это их время. У нас с тобой уже силы не те, быстрота, реакция не та. Я это почувствовал во время стычки с тем «арабским наемником», как я его называю.

— Который хотел заколоть прямо в больнице Марину Викулову?

— Да! — кивнул Турецкий. — Надо сказать, я был в превосходной форме. Не пил несколько дней, курил в меру. А чувствовал, что не успеваю. Что ни задумаю, он уже видит. И опережает меня, опережает. В ударах и нырках.

— Но ты же все-таки одержал верх, — нетерпеливо вставил Меркулов.

— Да! Если бы Викулов не выстрелил, неизвестно, как бы все повернулось. То есть я бы, конечно, его не упустил. А Викулов своим выстрелом все испортил, потому что убил наповал. Долго не тренировался. Но сейчас дело не в этом. То — уже прошлая история. Я хотел этим сказать, что здесь неизмеримо важнее твоя голова. И совесть! И честь!

— А «отпускник», о котором ты волнуешься, хорошо тренирован, — вставил Грязнов. — И главарю банды голыми руками его не взять. Железный парень.

Меркулову такая уверенность не понравилась.

— Что вы заладили? Железный… Сколько таких железных под крестами… в гробах… Должно быть обеспечение операции. Вот об этом сегодня и доложите.

Заместитель генерального прокурора по следствию Меркулов имел чин государственного советника юстиции первого класса, что соответствовало воинскому званию генерал-полковник. И об этом он жестко напоминал друзьям, когда считал нужным.

Допив остывший кофе и аккуратно загасив сигарету, Грязнов поднялся.

— Задание будет выполнено, — произнес он без иронии. — Но позвольте высказать еще одно соображение.

— Валяй! — коротко ответил Меркулов.

— В деле «банковских» мы подошли к последней черте. Как и когда мы перейдем ее, неизвестно. Считаю, что наши соображения относительно Игнатова надо доложить генеральному прокурору, и немедленно. Затем, по согласованию с ним, может быть, и министру внутренних дел. Перехваченные записи достаточно характеризуют генерал-майора Игнатова как одного из организаторов «банковской мафии». Потому что никем иным он быть не мог уже в силу своего служебного положения. Пусть мы не обладаем пока полными данными, но и то, что имеем, свидетельствует против него весьма красноречиво.

— Ты, Саша, тоже так считаешь? — вскинул голову Меркулов.

Турецкий словно ждал этого вопроса и ответил твердым прямым взглядом:

— Да, Костя! Неизвестно, что с нами завтра будет. А эта информация не должна пропасть.

Глава 39 «Тонкий» убийца

Известие об отстранении генерал-майора милиции Игнатова наделало много шума и в стенах МВД, и за его пределами. Еще вчера могущественный властитель, позволявший себе многое из того, что недоступно так называемым простым людям, оказался не у дел. И это сразу переменило к нему отношение окружающих. Его слово сразу потеряло вес, его просьбы ничего не значили. Для него самого это было удивительное состояние, смешное и трагическое одновременно. Смешное потому, что вчерашние сослуживцы, раболепно склонявшиеся в его кабинете, теперь норовили пройти мимо и не поздороваться. Распустили слух, что он рвач, жадина, бабник. Что в его кабинете бывают девочки, и он, наглотавшись «Виагры», буйствует с ними в рабочее время, вместо того чтобы служить государственным интересам.

Он иронически воспринимал эти слухи, особенно в отношении девочек. Про них вспомнили только тогда, когда он был снят. Оказалось, что должность первого заместителя начальника московского милицейского главка значила неизмеримо много и надежно сдерживала злые языки. Теперь его с легкостью упрекали в самых ужасных вещах — грубости, хамстве, рукоприкладстве. Как будто раньше этим болтунам мешали говорить! Вон как боялись. Теперь поразинули рты. А кто в милиции обходился без рукоприкладства? То-то же! Каждый должен знать цену подобным упрекам. Но разраставшиеся, подобно снежному кому, слухи еще не составляли всей беды.

Главная трагедия, которую он начал постепенно осознавать, заключалась в том, что вся эта улетевшая мишура и позолота, а следовательно, и почет оказались для него гораздо важнее денег, ради которых он ими пожертвовал. Потери оказались неизмеримо больше, чем приобретения. Собственно, и главное приобретение, ради которого он все отдал, оказалось весьма призрачным.

Его обижали доходившие до него суждения бывших подчиненных, что на своем генеральском месте он был бездельником и лизоблюдом, продвигавшимся по служебной лестнице исключительно благодаря хитрости и подхалимству. Сам-то он считал, что у него многому можно было поучиться. А левые денежные потоки, которые текли рекой и многократно превышали его генеральское жалованье, были так же естественны и обыкновенны, как смена времен года. Он числил себя в обойме, которой дозволено все. И выпадение из этой обоймы ощутил крайне болезненно.

Два человека, не относившиеся к милицейскому ведомству, особенно панически восприняли потерю Семеном Николаевичем крупного поста: председатель банковской ассоциации Талызин и главарь «банковской мафии» Борцов. Если первый затаился, опасаясь всевозможных последствий, то второй решил немедленно действовать.

Игнатов был не страшен. И Борец еще раз убедился в правильности своих намерений — не делиться с высшими чинами тем, что добыто его потом и кровью. Кровь на этот раз пролилась чужая, но рисковал, как всегда, он сам. Как и в случае с Виткевичем, за что Игнатов заплатил меньше обещанного, сославшись на «тревожную обстановку». Жадность фраера сгубила. Теперь он получит шиш от пяти миллионов. Оставайся Игнатов на своем посту, Борец не посмел бы так поступить — нагло, бесцеремонно. Еще был Гончар со своим мощным муровским аппаратом. Но, во-первых, Гончар — не Игнатов. Сейчас он тоже растерян. Да и не было никогда в нем той силы и возможностей, которыми веяло от Игнатова. Перед коротеньким и плешивым Андреем Алексеевичем Борец никогда не робел, а чувствовал себя как бы на равных. А теперь свысока он ему отказывал в доле. Тем более что Гончар тут играл последнюю скрипку. Наводку давал сам Игнатов. С ним Борец и операцию разрабатывал.

От Гончара можно было избавиться двояким путем — скрыться или расстрелять. Второй вариант мог бы поднять большой кипеж. А он крайне нежелателен, пока не пристроены денежки.

В России не скроешься, а на Украине можно. Другое государство. Другие порядки. Ищи-свищи!

До рассвета Борец ворочался, не мог уснуть. Поднимался, курил. Пил нарзан. Уже перед рассветом выпил стопку водки, проверил, бодрствует ли охранник, и заснул как убитый. Последней его мыслью была та, что в переправе денег на Украину не должен участвовать никто из «банковских». Филя заложен-перезаложен. Все они куплены. И все на учете у Андрея Алексеевича. Охранника Сиплого ему дал лично Гончар. Достаточно иметь хотя бы одну извилину, чтобы понять: каждый шаг в «борцовском подворье» известен заместителю начальника МУРа.