Книга Меморандум киллеров - Фридрих Незнанский

И еще одна опасность тут подстерегала. Как бы Вячеслав Иванович, что называется — с больной головы на здоровую, не ринулся вдруг проводить тотальную чистку рядов! Валера Коныгин, замначальника Главного управления собственной безопасности, уже предупреждал как-то, что у его шефа в последнее время наблюдаются весьма неприятные перепады настроения, которые могут предвещать лишь одно: он ожидает чьей-то команды, чтобы кинуть всю свору своих псов на выбранный им объект. И что это за объект, можно только догадываться. Именно поэтому так несвоевременно и разразился скандал здесь, на Петровке, 38. Словно нарочно…

И еще одна неприятность возникла. Пока, правда, не слишком серьезная, но кто знает, во что она может вдруг вылиться. Исчезла Анька, сучка эта, будь она проклята!

Вадим с неделю продержал ее у себя на Среднем Каретном — не буквально на цепи, конечно, но вроде того. Он устроил ей хороший кайф, на который она как-то даже на удивление слишком быстро подсела. И под воздействием наркотика могла вытворять невероятное, пока не наступала апатия, а затем и ломка. Еще не сильная, но все уже, видел полковник, к тому шло. А тем временем они со Швидко успели составить по всем юридическим правилам дарственную, которую и подписала Анька, опять же под диктовку Арона — Захаровича. Так что с этой частью проблемы, можно считать, было покончено. Но потом ей потребовалось съездить домой, поменять белье, взять необходимую одежду. Зная уже, что теперь Анька никуда не слиняет, не сбежит от очередной порции дармового кайфа, Вадим рискнул отпустить ее. На всякий случай предупредил Тимофея об этом и попросил приглядеть. Тот, как всегда, сказал «ага» и — лопухнулся. Помчался за Анькой на Арбат, а ее там нет. О чем немедленно доложил. Вадим сперва не поверил, решил было, что Тимофей, воспользовавшись случаем, захотел отодрать девку уже по полной, умыкнув и спрятав где-нибудь у себя. Ну ладно, так уж и быть, оторвался, сделал свое гнусное дело, но ведь надо и порядок знать. За Анькой кое-что еще числится, не закончена работа с нею. Не собирался Лыков оставлять ей большой дом на Истре. Просто выглядело бы слишком уж подозрительным, если бы она вдруг подарила чужому, по сути, человеку все свое нынешнее состояние. Всему есть своя очередность, и пока вполне достаточно. Но Тимофей поклялся, что после той утехи, которую он получил в квартире фонда, он и в глаза Аньку больше не видел. Хотя честно признался, что не раз собирался навестить ее, уж больно она подходила ему по всем своим женским параметрам. А вот подходил ли он ей — этот вопрос его вообще не волновал. Слоник же, одно слово.

Но Анька тем не менее пропала. Вскрывать немедленно ее квартиру Лыков, разумеется, не стал. Просто послал человечка понаблюдать — и в Москве, и на Истре — никакого движения. Молчал и телефон. Может, уехала куда? Ну, в конце концов, если и уехала, все равно вернется, с ее жадностью такую, как ей досталась, жилплощадь не бросают. Смотрел и сводки происшествий — ничего похожего на нее там не было. Пытался забыть, отодвинуть мысли в сторону, но скоро возвращался к одному и тому же вопросу: куда эта стерва могла деться?! Ну не жаловаться же отправилась! Да и кто ей поверит, будто в милиции ее накачали наркотиками? Абсурд! Но неизвестность раздражала, злила, портала настроение. Что на фоне происходящих в конторе событий было лишней нагрузкой на нервы.

За всеми этими актуальными проблемами Вадим Михайлович как-то упустил один из важных для него вопросов, касавшихся покойного уже, слава богу, ныне господина Юркина, но в гораздо большей степени — его несостоявшегося адвоката. Особенно заботил совершенно непредвиденный прокол с «загрузкой». Ну надо же было так беспечно отнестись к серьезному заданию! По этому поводу Лыков высказал все, что думал, Борьке Ряхину, провалившему, по сути, элементарную операцию. Всего и требовалось-то — продержать полдня того дурака адвоката в каком-нибудь «обезьяннике», а тем временем пошарить в его жилье, посмотреть, какой материал привез он из Котласа. Ну и забрать его. И все дела. А если адвокату еще и пару фингалов поставили бы, так тоже не беда. Лыков сам бы его из-за решетки и вытащил. Еще бы и «спасибо» заработал. А то и сами засветились, и его насторожили. Прокол, короче.

И он особенно может стать опасным, поскольку, как было известно Лыкову, ныне официальному уже владельцу торгового дома «Земфира», в центральный офис, на «Войковскую», неожиданно явилась новая бригада «проверялыциков» — уже из Экстра-банка. А из-за такой подозрительной расторопности банкира оказались замороженными очень большие деньги, которые, оказывается, Юркин у него держал. И вытащить их оттуда нет пока никакой возможности. Зато в двух других банках Вадим Михайлович успел-таки уже счета «Земфиры» почистить. И теперь совсем скоро, если какие-нибудь неожиданные обстоятельства, как нарочно, не помешают, торговый дом можно будет аккуратно подвести к банкротству и выгодно перепродать. И лишний груз с плеч, и очень приличные деньги — в карман!

Но это — в будущем. А пока одни неприятности…

Тяжкие размышления заместителя начальника МУРа оборвал резкий сигнал интеркома, и недовольный голос Вячеслава Ивановича Грязнова не сказал, не пригласил, а жестко приказал:

— Зайди сюда!

«А вот тебе и первая ласточка…» — озабоченно подумал Лыков, запирая сейф и поднимаясь. И, может быть, впервые всерьез вернулся к мысли, которая, было дело, однажды мелькнула в голове, но особо не задержалась, а после нет-нет да и проклевывалась, хотя Вадим Михайлович недовольно отгонял ее прочь. А мысль была такая: бросить все к едрене фене, забрать то, что лежит в ожидании лучших времен по разным тайникам, о которых даже близкие друзья-товарищи и те, поди, не знают, да отвалить с этой родины на какую-нибудь другую, более благодатную. Не искушать без конца судьбу. Ведь хватит уже на две жизни… А то и на три… И странное дело, ни своей жены, ни, разумеется, тещи он в той, другой, жизни рядом с собой не видел…

— У тебя вообще-то с памятью как? Не жалуешься еще? — неприветливо встретил полковника генерал, не вставая и не протягивая руки. — Может, врач нужен? Так мы это поправим в одну минуту! Ну, чего стоишь? Садись!.. Присаживайся, — поправился он, — а сесть мы все еще успеем, вашу мать… Ты не напомнишь, о чем мы с тобой говорили? — И поскольку Лыков молчал и вопросительно продолжал смотреть на шефа, начал объяснять: — А говорили мы с тобой, Вадим… — Лыков незаметно и облегченно выдохнул, — о том, чтобы провести натуральную разборку в собственных радах, так? Мы ведь и срок установили! А где этот срок?!

— Вячеслав Иванович, — обиженным тоном заметил Вадим, — о разборке даже и близко речи не было. Я понимаю ваше состояние. Мне самому стыдно вам в глаза смотреть, но… Усилить — это надо, это я готов хоть немедленно. Я уже и все тезисы продумал, могу показать.

— Покажешь, успеешь еще, — проворчал Грязнов, но, похоже, стал успокаиваться, тональность, во всяком случае, понизил. — Нельзя нам молчать, Вадим, неужели вам, ребята, непонятно, что жалобы и эти… доносы, ну да, поступают не только к нам? — И он опять стал заводиться. — Это вы можете не знать, а я-то знаю! — Он резко похлопал себя по загривку. — Вот где уже они у меня! И там уже не просто хреновина всякая, типа противогаз надели или дерьмократизато-ром этим вашим отходили по почкам! Там вещи куда серьезнее! А вы тут ни мычите ни телитесь! Чего ждете? Когда меня скинут? Так и вы все после этого часа не просидите на своих… стульчаках… вашу мать… Скажи спасибо, что друг мой Саня — все ж таки помощник генерального прокурора, а не хрен собачий — перехватил у себя в конторе та-акую депешу, что мало не покажется. Уфф! Я все сказал, и если ты ни черта не понял, пиши рапорт. А если понял, ступай и немедленно готовь экстренное… внеплановое… закрытое совещание всех начальников отделов и отделений, можешь нескольких старших оперов добавить, чтоб отчитались за свои безобразия. И чтоб никаких этих!.. — Грязнов потряс перед носом Лыкова раскрытой пятерней. — Фиглей-миглей, понял? Давай, Вадик, действуй. От этого сейчас зависит наше ближайшее будущее.