Книга Последний удар - Эллери Квин

— В январе 1930 года я был очень молод, мистер Крейг, и к тому же все это звучит вполне логично, не так ли? Действительно, никто бы не поверил, что умный человек станет наводить на себя подозрения. Но мне понадобилось более четверти века, чтобы понять, что умный человек мог наводить на себя подозрения именно по той причине, что никто бы этому не поверил.

Старик кашлял так долго, что начал задыхаться и хватать ртом воздух. Эллери встал и осторожно похлопал его по спине. Когда Крейг отдышался, Эллери снова сел.

— Вы умны, мой мальчик, — с присвистом произнес старик.

— Но вы были гораздо умнее, мистер Крейг. Вы прочитали мою книгу, расспрашивали обо мне Джона, пока не узнали, из какого теста состоит мой ум, и соответственно все спланировали. Вы предложили мне очевидное решение, не сомневаясь, что я его отвергну, и были правы. Этот мастерский двойной блеф одурачил меня целиком и полностью. Могу лишь выразить вам запоздалое восхищение.

— Но на какой риск я шел, — ухмыльнулся старик. — Было глупо так рисковать, верно?

— Нет, — покачал головой Эллери, — потому что вы шли на куда больший риск. Вы хотели убить Джона. Но если бы вы убили его без всяких ухищрений, даже не оставив никаких улик, то стали бы главным подозреваемым. Ибо у вас имелся веский мотив желать, чтобы Джон умер до 6 января 1930 года. И скрыть этот мотив вы никак не могли. Согласно завещанию его отца, если бы Джон умер до достижения двадцатипятилетнего возраста, вы, Артур Бенджамин Крейг, унаследовали бы состояние Себастьяна. Единственным способом, которым вы могли надеяться отвлечь внимание от этого мотива, было привлечь его к чему-то другому. Если бы меня удалось убедить, что улики против вас подтасованы, я бы счел, что клеветник всего лишь воспользовался вашим мотивом. В итоге так и произошло.

— Все же это не вполне характерно, не так ли? — В голосе старика послышались нотки горечи. — Зачем мне, состоятельному человеку, стремиться заполучить еще и состояние Себастьяна? Разве я производил впечатление столь алчного субъекта, мистер Квин?

— Нет, — ответил Эллери, — но это было Рождество 1929 года. Всего за два месяца, 29 октября, биржевой рынок обрушился с величайшим грохотом за всю его историю. Очевидно, крах задел и вас, как и сотни тысяч других людей. Но я не верю, что вы совершили бы убийство только для того, чтобы возместить собственные финансовые потери. Вы были опекуном состояния Джона-старшего, вы распоряжались его капиталом, вносили вклады под проценты с него почти двадцать пять лет. Думаю, вы проиграли на бирже в основном деньги Себастьяна, делая рискованные ставки, которые тогда служили всеобщей приманкой, — а за это вы могли попасть в тюрьму. Единственным способом скрыть ваши растраты было избавиться от Джона, прежде чем он вступит во владение состоянием. Тогда бы его остатки отошли к вам, и никто бы ни о чем не догадался... Альтернативой было не убивать Джона, а признаться ему, что он унаследовал очень мало или вовсе ничего, и отдать себя на его милость. Но полагаю, у вас были основания сомневаться в милосердии Джона, мистер Крейг. Я сам подмечал в его характере жесткие, безжалостные черты. Вы знали, что он, по всей вероятности, не только заставил бы вас ликвидировать всю принадлежавшую вам собственность, но и отправил бы вас в тюрьму. И чтобы избежать этого, вы решились на убийство.

— Да, — пробормотал старик, — но все пошло не так... Во время краха я потерял все состояние до единого цента. В течение следующих двух месяцев я все спланировал — изготовил подарки, отпечатал стихи на машинке, которую прятал в типографии, приготовил для вас все вплоть до самой мельчайшей детали... Но, совершив преступление, я узнал, что убил не того человека.

Его голос перешел в жалобный шепот.

— Я понятия не имел, что третий близнец жив. Я не знал о тройне... не знал, что Джон прячет своего брата у меня в доме... А когда узнал, что Джон живой, было слишком поздно. Когда он появился той ночью без четверти двенадцать, в доме была полиция, и у меня не осталось возможности исправить ошибку. Через пятнадцать минут наступила полночь, Джону исполнилось двадцать пять лет, и он вступил во владение отцовским состоянием... Я был разорен.

— Вам пришлось продать все, что у вас было, — сказал Эллери. — Вашу типографию, ваш дом, все ваше имущество и ликвидировать все вклады. Вы наскребли достаточно денег, чтобы передать Джону капитал, равный отцовскому, и ни он, ни кто другой не заподозрили, что это не его, а ваши деньги. Поэтому вы живете в этой хижине на подачки Эллен.

— Да, — с достоинством произнес старик. — Я разорился и стал нищим. Несколько лет мне удавалось зарабатывать своим ремеслом, но потом мне сказали, что я слишком стар... Эллен считает меня богатым скрягой, но все-таки присылает деньги, благослови ее Бог. Если бы не она, я бы уже давно голодал.

Голова Крейга опустилась на грудь. Эллери молчал. Увидев, что старик забыл о нем, он тихо сказал:

— Мистер Крейг.

Голова дернулась.

— А?

— Вы убили и доктора Холла, не так ли?

— Что? А, Холл. Да, я убил и его.

— Признаюсь, что не понимаю, почему вы это сделали, ничего не зная о тройне.

— Произошла скверная путаница... Доктора Холла тайком привел в дом другой Джон — которого вы называете Джоном Третьим, — но я этого не знал. Впервые я увидел его в библиотеке, поджидающим меня. Доктор Холл сказал, что он тот врач, который принимал роды у матери Джона в 1905 году. Близнецов он не упоминал, вероятно зная о сюрпризе, который планировали ребята, и обещав не выдавать их.

Доктор Холл говорил о Джоне, но я думал, что он имеет в виду моего Джона, а он подразумевал своего. У него возникли подозрения на мой счет, он начал вынюхивать и выяснил, что кризис уничтожил состояние. Доктор посвятил годы тому, чтобы его Джон получил половину капитала, и был в ярости. Он угрожал разоблачить меня и отправить в тюрьму, если я не возмещу потери. Я уже принял решение убить Джона ночью накануне Крещения, а этот Холл собирался нарушить все мои планы. Поэтому мне пришлось убить и его.

Если бы я смог потихоньку вынести тело из дома и где-нибудь похоронить, все вышло бы по-другому. Но я знал, что при таком количестве народу меня кто-нибудь заметит. Поэтому я сделал что мог — удалил все указатели на его личность, которые сумел обнаружить, сжег их в камине и стал надеяться на лучшее.

В старике уже не ощущалось радости и веселья. Его голова снова поникла, но на сей раз быстро поднялась.

— Теперь вам известно все, мистер Квин. Что вы намерены делать со мной?

— Не знаю. — Эллери нашарил очередную сигарету и уставился на нее. Но потом он посмотрел старику в глаза. — А может быть, и знаю, мистер Крейг. Эти преступления были совершены двадцать семь лет назад. Возможно, моя разгадка, как вы сказали, очень умная, но с точки зрения закона абсолютно тщетная. В юридическом смысле нет никаких доказательств для ареста и суда. А если бы даже были... Сколько вам лет, сэр?

— Будет девяносто два.