Книга Она была такая хорошая - Филип Рот

Но теперь-то какое ей дело до Элис Бассарт? Или до Сауэрби? Все они принадлежали тому прошлому, которое, казалось, кануло без следа. Ни прошлое, ни эти люди теперь не властны над ней. Люси поняла это за последний месяц, когда ей стало ясно, что она забеременела. И теперь она думала только о будущем.

Поэтому без малейшего неудовольствия и даже с некоторым любопытством она слушала про Элинор Сауэрби, хотя до нее доходили разные слухи об Элли, начиная с июня, когда та окончила Северо-западный колледж. Лето Элли провела вместе с тремя подружками на шикарном ранчо в Вайоминге — оно принадлежало родителям одной из девушек. Потом все в том же составе они переехали в Чикаго и кое-как втиснулись в «дикую», по словам Элли, квартиру на Северной стороне, на Раш-стрит, или Дашь-стрит, как переиначила это название одна из ее подружек — некая Скиппи Скелтон. Конечно, Люси уже знала, что «этот самый Роджер» (ну, тот второй молодой человек из Северо-западного, который подарил Элли булавку своего общества и с которым она собиралась обручиться сразу после окончания), «этот самый Роджер» вдруг, видите ли, решил в самый последний семестр, что, по правде говоря, он не так уж сильно любит Элли, как ему казалось. И вот в один прекрасный день нежданно-негаданно он навострил лыжи; это было до того коварно и жестоко, что Айрин пришлось мчаться в Эванстоун и целую неделю отхаживать Элли, пока та не пришла в себя. Тогда-то ее родители и дали согласие на поездку в Вайоминг, в надежде, что девочка отвлечется. Что же до «этого самого Роджера», сказала Элис, так это тот еще тип. Знаешь, когда он потребовал назад свою драгоценную булавку? Через неделю после того, как провел у Сауэрби пасхальные каникулы.

Но, несмотря на все его коварство, Элли понемногу начинает возвращаться к жизни и понимать, что чем раньше она выкинет из головы «этого самого Роджера», тем лучше. Ко всеобщему облегчению, она перестала рыдать без передышки, и теперь инцидент, можно считать, исчерпан.

А ведь из-за этих истерик Айрин чуть не пришлось лететь в Вайоминг. Но, видно, эта Скиппи Скелтон оказалась весьма волевой особой, она сумела как-то повлиять на Элли, и та перестала жалеть себя. А теперь в Чикаго у Элли просто нет времени целыми днями валяться в постели, уткнувшись в подушки, и проливать горючие слезы. Сейчас она работает в какой-то исследовательской фирме, где занимаются рекламой, а народ там просто «первый сорт»: Элли в жизни не видела столько «башковитых» людей. Она даже не представляла, что такие существуют. Трудно, конечно, понять, что она под этим подразумевает. Но Айрин, честно говоря, места себе не находит. Элли очень важно прожить этот год спокойно, а не то при ее неокрепшей нервной системе она опять заполучит расстройство. А Джулиан вообще не хочет и думать о том, что она может спутаться с кем-то из тамошних. Если его послушать, так весь этот университет набит так называемыми «башковитыми» парнями, половина из которых самые настоящие красные.

И к тому же Элли, как на грех, с каждым днем все цветет и хорошеет — это прямо бросается в глаза. Она немного пополнела, что ей очень идет, и, хотя она теперь как-то чудно причесывается, закрывая очаровательные ямочки на щеках, на нее по-прежнему оборачиваются все парни на улице, даже когда она просто идет по своим делам. Но парни — это еще куда ни шло, родителей больше тревожат эти «башковитые» мужчины. И потом Элли стала гоняться за модой еще пуще, чем в детстве. Видно, в Чикаго просто нельзя выйти на улицу, если у тебя нет двадцати четырех пар обуви, сказала Элис. Но дело даже не в этом: Сауэрби тревожатся, как бы она не встретилась с каким-нибудь человеком без стыда и совести, который сыграет на доверчивости Элинор и надругается над ее лучшими чувствами. Элли еще не опомнилась от удара, который ей нанес «этот самый Роджер», а с ее неиспорченной, благородной, правдивой натурой она может без памяти влюбиться в какого-нибудь проходимца, который разобьет ей сердце второй раз подряд. Но сейчас ее родители совсем потеряли покой: оказалось, что та самая Скиппи, которая, как им казалось, имеет благотворное влияние на Элинор, путается с мужчиной под сорок — он не живет со своей женой и собирается уехать со Скиппи в Испанию (а ей, между прочим, всего двадцать два) и скрыться там лет на десять, а может, и вообще навсегда. Вот почему Элли и приехала домой на уикенд — родители решили серьезно поговорить с ней об этой самой Скиппи Скелтон.

Когда они перешли в гостиную, буквально через несколько минут к дому подъехала Элли на новом мамином автомобиле.

Люси даже не успела спросить у Роя, кто подстроил этот визит, как ее старая подруга взлетела по ступенькам и очутилась в гостиной.

В первый момент ей показалось, что Элли выросла. Но так казалось отчасти из-за прически (она отрастила пышные, словно грива, и длиннющие волосы), отчасти из-за пальто, сшитого из приятного меха цвета меди и туго затянутого поясом. Ишь ты, как шикарно! Элинор вступила в комнату как на сцену. Никак нельзя было сказать, что она пережила большое несчастье: по крайней мере, глядя на нее, Люси никогда бы это не пришло в голову. Скорее казалось, что Элли живет в мире, где несчастья попросту невозможны.

Дверь открыл Ллойд и сразу же оказался в объятиях Элли. «Дядя Ллойд! Привет!» — и Элли поцеловала его прямо в губы. Люси не могла припомнить, чтобы кто-нибудь когда-нибудь так целовал мистера Бассарта. Потом волосы Элли — холодные и шуршащие — проехали по ее щеке: «Привет!» Дальше Элли увидела Эдварда: «Эй! Здорово! Помнишь меня? Нет? Я твоя кузина, понятно? Ведь правда, я его кузина? Я твоя двоюродная тетя Элинор, а ты мой двоюродный племянник Эдвард. Ну, привет, двоюродный племянник!»

Эдди стоял возле стула Роя и терся головой об отцовскую ногу, но уже через несколько минут он сидел на коленях у Элли и прижимался к ее шубе — ничего, пусть, сказала она, это всего лишь выдра, только воротник из норки. Эдвард засунул руки в ее отороченные мехом перчатки, и все засмеялись — перчатки оказались ему по локоть.

Когда Люси напомнила Рою, что пора ехать к ее родным, он сказал, что Элли спрашивает, не заедут ли они сперва к ней. Он вышел следом за нею на кухню, куда Люси удалилась, сказав, что хочет выпить стакан воды. Если она еще раз услышит имя Скиппи Скелтон, сказала Люси, она просто свихнется. Скиппи Скелтон, видите ли, себя в обиду не даст. Все семестры Скиппи шла одной из первых, а в последний семестр ей уже было наплевать на отметки. Скиппи не собирается бежать в Испанию с этим проходимцем Грегом. По правде говоря, про Испанию придумала Элинор. Она и сама не знает, зачем это сказала, — так, с языка сорвалось, ведь, если беседовать с матерью по телефону каждую неделю, не так-то легко найти тему для разговоров. Грег уже вернулся к жене и детям, так что Скиппи нечего волноваться. Да, Скиппи сумеет за себя постоять, она шутя выйдет из любого положения — такой уж она человек, Скиппи! Скиппи сама сказала этому Грегу, чтобы он уматывал к своей семье, как только узнала, что у него трое малышей. А сейчас Скиппи встречается, действительно, «вот с таким» парнем, который считает, что Элли просто дурака валяет, растрачивая свои таланты на то, чтобы работать секретаршей за каких-то пятьдесят долларов в неделю… Вот поэтому-то она и приехала домой на уикенд. Может быть, родители думают, будто Элли примчалась успокоить их насчет Скиппи, но на самом деле она приехала сообщить им, что через приятеля Скиппи ей удалось познакомиться с Мартитой. Как, они не знают, кто такая Мартита? Так вот, перед войной она была самой знаменитой манекенщицей в Америке. Теперь она сошла со сцены и открыла единственный стоящий Дом моделей в Чикаго. И Элли должна им сказать, что через каких-нибудь несколько недель она отказывается от работы секретарши — и вперед, в новую жизнь. «Манекенщицей! — сказала она. — Вот кем я стану!»