Книга Доктор Данилов в кожно-венерологическом диспансере - Андрей Шляхов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты на подстанцию?
Вызвать могли и на Центр, к главному врачу станции Скорой помощи. Срочный вызов на подстанцию означал ЧП местного, подстанционного или регионального масштаба, а вызов на Центр — вселенского, городского. Соответственно — с подстанции есть шансы вернуться раньше, чем с Центра, но это еще бабушка надвое сказала, да и любое «местное» ЧП может мгновенно превратиться в событие городского значения. Вот, например, несет бригада на носилках пациента, да случайно уронит, причем так неудачно, что пациент сломает себе руку. На первый взгляд — событие местного масштаба, а если упавший окажется, к примеру, отцом одного из заместителей мэра? Или же жена заснимет падение мужа на камеру мобильного телефона, выложит видео во Всемирную паутину под заголовком: «Как пьяные сотрудники „Скорой помощи“ издеваются над больными» и начнет накручивать рейтинг. И пусть бригада будет трезвой, просто разгильдяй-дворник не сколол и не присыпал лед во дворе, кого это интересует? Главное — раздуть из искры пламя, спасибо дедушке Ленину, научил, как это делается.
— На подстанцию, — кивнула Елена. — Я ненадолго, наверное.
Проводив Елену, Данилов с аппетитом позавтракал оставшимися бутербродами, сварил себе еще кофе и ушел с чашкой в спальню — наслаждаться шедеврами мирового кинематографа.
Под очередную перемену в жизни захотелось пересмотреть «Замужество Марии Браун». Режиссера Вернера Фасбиндера, уделявшего пристальное внимание карьерным взлетам и падениям своих героев и очень внимательного к деталям, недаром сравнивали с Бальзаком. Правда, смотреть фасбиндеровские фильмы Данилов любил куда больше, чем читать Бальзака.
Чтобы не разбудить Никиту, Данилов надел наушники. Они вдобавок отсекали все посторонние шумы, как уличные, так и домашние, создавая иллюзию полного погружения в мир кино. Скорее даже не иллюзию, а впечатление.
Больше всего Данилову нравился тот момент во время свидания с мужем, когда на слова тюремщика «Ваше время кончилось» Мария с вызовом отвечает: «Вы ошибаетесь, мое время только начинается!»
Появление Никиты прервало просмотр незадолго до финальной сцены со взрывом.
— А где мама?
— Вызвали на работу, — ответил Данилов.
— А мы собирались съездить за кроссовками… — разочарованно выдохнул Никита.
В последнее время в нем взыграла самостоятельность, в частности — появилось желание самому покупать себе одежду и обувь, которое не встретило понимания у Елены. «Выбирать можешь сам, но покупать буду я!» — твердо ответила мать, и сыну пришлось подчиниться.
— Можем сделать это вместе, — предложил Данилов, — тем более что и мне новые кроссовки не помешали бы.
— Лучше с мамой, — благоразумно, но не очень деликатно отказался от предложения Никита. — А вопрос можно?
По прищуру Никиты можно было догадаться о том, что вопрос будет с подковыркой.
— Валяй, — разрешил Данилов, выключая поочередно телевизор и плеер.
«У традиционного ковбоя в каждой руке по „кольту“, у современного — по пульту», — подумал он.
— Ты любишь спортивный стиль, потому что это просто удобно или здесь присутствует какая-то философия?
— Потому что это удобно. — Модная тенденция искать философские предпосылки во всем, в чем только можно, сильно забавляла Данилова. — Но можно сказать, что мое врожденное стремление к свободе не позволяет мне втискивать свою личность в узкие рамки традиционного мужского костюма и фиксировать для надежности галстуком. Так что философия тоже присутствует.
— Тебе бы книжки писать, — похвалил Никита и ушел к себе.
Новый день у Никиты традиционно начинался под музыку. Сегодня Данилов услышал нечто новое с уклоном то ли в декаданс, то ли в готику. Самое то для переходного возраста, когда кажется, что самое лучшее в жизни давно прожито и впереди только грусть-тоска.
Я забываю, ты волнуешься где-то там,
Ждешь меня, а может быть, нет,
Я вернусь, не плачь, только посижу чуть-чуть,
Еще раз в кафе «Последний путь».
И я сижу один, на столе портвейн,
Я размешаю осадок гвоздем,
С пьяным музыкантом что-то споем,
Бурлит портвейн, и мне уже не встать.
Билли (Вадим) Новик, «Кафе „Последний путь“».
«Когда портвейн начинает бурлить, тут уж, конечно, не встанешь, — подумал Данилов, — а размешивать осадок гвоздем — это здорово, это, можно сказать, концептуально».
Финальный куплет песни Данилов слушал уже в комнате Никиты:
Всю ночь сижу, клюю носом за столом,
Но настигает зимний жидкий рассвет,
Я задыхаюсь, я с трудом ловлю воздух ртом,
В мой последний путь другой дороги нет.
— Неужели понравилось? — удивился Никита, нажимая «паузу» на музыкальном центре.
— Что за перцы? — ответил вопросом на вопрос Данилов.
— Группа «Биллис Бэнд», питерская.
— В мировой музыке все лучшее из Лондона и Нового Орлеана, а в нашей — из Питера.
— Так нравится или нет?
— Мрачновато, но вставляет, — ответил Данилов.
— Как игра на скрипке. Бывает, что грустно, даже уныло, а слушать приятно.
— «Уныло», — передразнил Данилов. — Уж не хочешь ли ты сказать, что я…
— Я о музыке, — поспешно сказал Никита, явно не поняв, что Данилов шутит.
— Тогда живи, — разрешил Данилов и ушел досматривать фильм.
Елена вернулась около полудня. Приехала не то чтобы злая, но малость взвинченная.
— Ну что за народ! — с порога начала она. — Как на работу устраиваться — так ангелы, а на деле оказываются…
— Черти, — подсказал Данилов.
— Хуже! Даже и не знаю, какие слова подобрать, если не матерные! Бригада «Скорой» устроила драку в кардиоблоке сто двадцатой больницы, как тебе такая новость?
— Бригада с твоей подстанции?
Каждый директор регионального объединения московской станции «Скорой помощи» совмещает свои обязанности с заведованием одной из подстанций, входящих в объединение.
— С моей, с моей. Даже зло сорвать не на ком — кругом сама виновата.
— Привет, мам! — Никита на несколько секунд выглянул из своей комнаты.
— Привет! — коротко ответила Елена, не поинтересовавшись ни тем, как спало чадушко, ни тем, завтракало ли оно.
Поняв, что мать пребывает далеко не в лучшем расположении духа, Никита разумно воздержался от напоминания насчет покупки кроссовок.
— Есть будешь? — спросил Данилов.
— Скоро уже обедать… хотя у тебя, кажется, оставались бутерброды?
— Бутерброды в нашем доме не остаются. Мой руки, а я сделаю новые. Много тебе?