Книга Закон меча - Валерий Большаков

На озере Нево багилы и завы закачало на мелкой, но крутой волне.

– И тут никого! – озабоченно сказал Хасан, сменяя рулевого – суккан гира.

Халид кивнул, зорко осматривая берег. Показались башни Алаборга, но у пристани города не качалось ни единой лодьи. Даже утлые рыбацкие каюки, и те не лежали на берегу вверх дном, напоминая нильских крокодилов. Выморочный город?..

Ближе к вечеру арабские корабли приблизились к устью Олкоги, к тем бурливым местам, где стремительное течение реки мешало несомую муть с чистыми водами Нево. Как худая затычка для толстогорлого кувшина, посреди Олкоги зеленел островок, заросший травой и дикой смородиной. Березки и елочки тоже покрывали его берега, но не поражали величиной.

– На весла! – разнеслась команда. – На весла!

Северный ветер по-прежнему поддувал в треугольные паруса на косых реях, но уж больно разгонялась стремнина – корабли еле тащились вверх по Олкоге. Гребцы живо прибавили ходу всему каравану.

Когда Халиду открылось пепелище, оставшееся после сожженной Альдейги, солнце уже село. Леса по берегам наполнились сумраком, протянулись длинные тени.

– А крепость цела! – сказал с удивлением Хасан.

– Я вижу… – кивнул Халид.

Надо же, все спалили. Только по серым навалам золы и угадаешь, где стояли дома и как протягивались улицы.

– Деревянные дома! – сказал Хасан с пренебрежением.

– В них тепло зимой, – заметил Халид. – А у нас жара, поэтому мы лепим свои дома из глины…

– Глина не горит! – весомо изрек Хасан.

– Но ее размывает дождь! – парировал Халид.

– Сколько шатров… – пробормотал сарханг, меняя тему.

Нахуза сумрачно кивнул. Свеи были ему безразличны, но именно они пожгли дома русов – его друзей и партнеров. Действует ли тут формула «Враг моего друга – мой враг»? Может, и действует, но следовать ей… Как? В караване ровно тридцать кораблей, а у свеев… Кстати, а где свейские лодьи?

– Что-то я их кораблей не вижу! – удивился Хасан.

– Тем лучше, – проворчал Халид, – будет куда пристать!

Свою багилу он первой ввел в устье Ала-дьоги и причалил близ крепости. Свеи толпой сбежали к пристани, гогоча и махая руками. На лицах их читалось оживление, и у Халида малость отлегло от сердца. Плотная толпа, занявшая все место от стен крепости до реки, раздалась, образуя коридор, и к берегу сошел воин в богатых одеждах. Видимо, это и был свейский амир.

Халасси по знаку тандиля уложили сходни, и Халид сошел на берег, чувствуя себя очень важной персоной, чуть ли не послом.

– Не самого ли великого амира свеев я имею удовольствие лицезреть? – сказал он, кланяясь и прикладывая руку к сердцу.

Прыщавый и перевозбужденный свей с красным, облупленным носом, нашептал амиру перевод, и тот кивнул милостиво – угадал, дескать.

– Ас-саляму алейкум! – поздоровался Халид.

– Ва-алейкум ас-салям! – старательно выговорил прыщавый толмач. – Ахлан ва сахлан, йа хавага! Мабрук! Мабрук![73]

Амир осклабился и повел рукой, приглашая купцов следовать в крепость.

– Эйрик конунг, сын Энунда, – важно проговорил прыщавый, – зовет всех вас разделить с ним трапезу и поговорить о приятных и важных вещах!

Халид поклонился, мимолетно касаясь рукояти скимитара,[74]скрытого халатом. Купцы гуськом двинулись за ним – величественный Асад, юркий Тогар с лицом деревенского хитрована, бывалый Аббас Рахман, хромой, но прыткий Умар, медлительный Али Хагам, порывистый Зариф, скользкий Шакур, молчаливый и основательный Сабир.

Купцов провели в крепость, и сразу за воротами глаза их загорелись алчным блеском – вдоль всей стены были устроены прочные навесы, под которыми висели меха. Целые вороха мехов. Настоящий меховой завал. Амир свеев уловил настрой купеческого сословия и хищно улыбнулся. По его приказу прибежали трэли, они тащили столы, уставленные яствами, и расставили их прямо под крайним навесом, так, что пышные меха висели над головами сидящих как обещание дохода, как приманка.

– Свинины на столах нет, – успокоил арабов толмач, – только птица лесная!

Халид усмехнулся. Вдали от родных мест он не был особо верен канонам ислама. Бывало, что и кабаном угощался… Заветы заветами, но и смысла здравого тоже надо держаться.

Изрядно отпив выдержанного русского меду, купец как следует закусил. И больше к еде не притронулся. Амир свеев посматривал на него, прищуриваясь.

– Мы не знаем здешних обычаев, – солгал Халид, – и можем ошибаться в намерениях, но желание у нас одно. Хотим скупить эти меха и отчалить!

Выслушав переводчика, Эйрик кивнул.

– Это также и желание амира! – сказал прыщавый. – Мы готовы уступить отборнейшие меха – сами видите, какие! – за низкую плату, но с одним условием…

Халид насторожился и спросил:

– Это с каким же?

Прыщавый, наклонясь к Эйрику, дослушал негромкий говорок и заявил:

– Уступите на время ваши суда! Мы перевезем раненых к себе домой и вернем вам их! И вы сможете плыть домой богачами!

– Не могу поверить, – Халид подпустил в голос слащавости, – что у такого великого воителя, как амир, наберется столько раненых. Места на наших судах хватит для тысячи человек. Ужели столько воинов мучимы ранами?

Лицо Эйрика отвердело, а голос порезчал.

– Не хотите по-хорошему, – надменно перевел прыщавый, – будем по-плохому. Конунг забирает ваши суда вместе с товаром!

Купцы вскочили, потрясая кулаками и яростно крича:

– Шайтан! Нассаб! Йесхатак![75]

Эйрик конунг даже не вздрогнул. Выцедив мед, он щелкнул пальцами. Викинги, до этого топтавшиеся на ступенях, ведущих в терем, сбежали вниз, оголяя мечи. Эйрик отдал приказ, и купцов, пихая и пиная, погнали из крепости вон. Халид бежал, подталкиваемый в спину, и соображал, что предпринять. Когда арабов вытолкали на пристань, они стали свидетелями разбоя. Викинги хозяйничали на палубах, сгоняя на берег команды. Самых отчаянных халасси мордовали и скидывали в воду.

Уловив взгляд Хасана, брошенный на него с кормы багилы, Халид кивнул. Сарханг ощерился и закричал протяжно:

– Аллах акба-ар!

И это прозвучало как сигнал. Арабы, до того бестолково метавшиеся по палубам, взревели. В руках их появились скимитары и персидские караджуры. На палубе багилы Халида закипел бой. Двоих викингов зарезали сразу, еще трое быстро опомнились и дали сдачи. На доски палубы рухнул, обливаясь кровью, бхандари Юсуф. Тандиль Маслама не уберегся и тоже упал, хватаясь руками за перерубленное горло.