Книга Правила чужой игры [= Даром только смерть ] - Алексей Фомичев

В свое время на занятиях я объяснял бойцам принцип засады «по следам». Когда противника, совершившего налет, можно взять, если быстро провести маневр. Параллельным курсом послать группу вдогонку, с тем чтобы она в удобном месте встретила отходящего противника. По сути – это видоизмененный вариант охвата. Свен молоток – среагировал и оценил обстановку быстро. Не зря он – заместитель Радована.

Скрипнула дверь, из операционной гурьбой вышли врачи. Лица усталые, глаза красные, но вид уверенный, я бы сказал – довольный.

– Вы оперировали? – заступил я дорогу первому.

– Я хирург, – откликнулся второй, длинный сухощавый мужчина лет сорока. – В чем дело? Вы из полиции?

– Да. Мы хотим знать, как прошла операция?

– Нормально прошла. Ваш товарищ в рубашке родился. Пройди осколок выше или ниже – порвал бы легкое или почку. А так – ничего особенного. Даже крови мало потерял. Видимо, быстро первую помощь оказали. Хорошо у вас бойцы подготовлены. А то местные не знают, где пульс щупать…

– Когда он встанет на ноги?

– Ого! Вы хватили! – Врач насмешливо надул щеки. – Ему теперь покой и уход нужен. Недели две пролежит, а потом режим. Покой, отдых, питание…

– Его можно перевозить?

– Зачем? У нас хорошие условия. И не таких выхаживали.

Я не сомневался в этом, достаточно посмотреть на обстановку в госпитале, на персонал, на порядок. Но там, на материке, как ни крути, условия получше. И потом… там Ругия. А здесь – Зона.

– Я отправлю его в Ругию.

– Как хотите, – пожал плечами врач. – Но только завтра.

– А к нему можно?

– Ну нет, – решительно заявил доктор. – Сейчас он спит, потом будет отходить от наркоза. Давайте завтра. А сейчас извините. Мне надо подышать свежим воздухом. Замаялся, знаете…

– Да, конечно. – Я отступил в сторону. – Благодарю, доктор!

– Не стоит, молодой человек.

Когда мы вышли на улицу, я постоял минуту на лестнице, дыша во всю грудь и успокаивая нервы. Потом вспомнил слова Свена и скомандовал:

– Поехали к пленному. Потолкуем…

Владу, уже приехавшему к госпиталю, приказал:

– Ждите нас на выезде из города. Здесь все нормально.

– Как Радован?

– Жив. Завтра перевезем в Мегар. Подготовьте там все.

– Есть.

…После того как мы переехали в Мегар и начали создавать роту, в Валдане собрали новый взвод ОБР. Он был ориентирован на работу в самом городе и выступал в роли группы усиления при нападении боевиков.

Сейчас база пустовала, кроме охраны – никого. Мы сразу проехали во двор. Там в небольшом строении и сидел пленник.

В бою его подранили – левая штанина брюк пропитана кровью, прямо поверх нее наложена повязка. При захвате боевика слегка обработали. На скуле припухлость, нос в крови, бровь рассечена.

Перехватив мой взгляд, Свен чуть виновато пожал плечами.

– Удрать хотел.

Я встал над пленником, разглядывая его и давя в себе неуемную ярость. Хотелось разорвать его пополам, разметать на куски. В госпитале под капельницей лежит Караджич. Эти твари посмели напасть на моих бойцов!

Видимо, на моем лице было такое выражение, что боевик испуганно вжал голову в плечи. Но глаза смотрели зло, с ненавистью.

– Мне нужно кое‑что узнать. Скажешь – оставлю жизнь. Нет, – я вытащил нож, – начну отрезать по кусочку, начиная с ноги. А ты будешь жрать. Когда дойду до хрена – все равно заговоришь, но тогда я смогу только тебя добить, чтобы не мучился. Понял?

Боевик нехотя кивнул и сильнее вжал голову в плечи.

– Кто организовал нападение на блокпост?

– Латамир.

– Зачем?

– Он объявил месть за убитого брата.

– За кого?

– За брата. Помощник Латамира – его сводный брат. В Зоне все на ушах – погибли Панко и Исмаил. Такой шухер! Все засели по базам и носу на север не кажут. Думают, что в Зоне работает спецназ армии.

– А Латамир решил отомстить? Храбрец. Почему напали на этот блокпост?

– Он стоит на отшибе. И потом, мы заметили «мустанг» и бойцов в камуфляже. У полиции камуфляж серый, только армейцы и эти… мобильные полицаи таскают обычный. Ну и решили ударить по ним.

Боевик скривил губы, сплюнул кровь и попробовал вытереть подбородок о воротник футболки.

«Решили… Радована туда еще понесло! Значит, Латамир. Молодой, горячий… Захотел заработать авторитет! Сука! Будет тебе авторитет…»

– А теперь – четко и подробно. Где сейчас Латамир, сколько у него людей? И что он будет делать в ближайшем будущем?

Боевик мигнул, неуверенно пробормотал:

– Но я не знаю…

Я наклонился, зажал его волосы в кулаке и вскинул голову.

– Хочешь жить – вспомнишь!

«Мы звереем, господа, – сказал как‑то Сергей после очередной нашей „командировки“, когда мы проходили курс релаксации в бане, приводя себя в порядок. – Мы звереем. Это факт…»

Спорить с ним никто не стал – раз говорит, значит, верно. Но и воспринимать подобные слова всерьез мы не могли. И не хотели. Потому что не верили. Потому что считали, что ничего такого с нами не происходит, что наши чувства, мысли остаются неизменными. Что прошлые дела проходят для нас бесследно. Мы были молоды, полны сил и энергии и на всякие «психологические подначки» не обращали внимания.

Сергей наше отношение видел, понимал, что говорить на эту тему не имеет смысла. Но все же закончил:

– Если мы не сумеем вовремя остановиться, прекратить наши походы, то рискуем окончательно спятить на синдроме «постоянной войны».

Волей случая «командировки» закончились сами собой, и мы не успели испытать непередаваемых ощущений этого синдрома. Хотя слова запомнили. Сергей зря никогда ничего не скажет.

Его предупреждение я в полной мере осознал уже здесь. Когда почувствовал, как мой мозг буквально пропитывается ненасытной жаждой крови.

«Убивать! Убивать все, что может угрожать мне. Пусть даже гипотетически. Уничтожать любое сопротивление, кто бы его ни оказывал».

Это было как наваждение. Как помутнение рассудка. Я отлично осознавал, что мысль о тотальном уничтожении изначально неверна, но поделать с собой ничего не мог. Правда, хватало сил держать под контролем свои поступки, но чем дальше, тем больше я понимал – если пустить дело на самотек, можно стать маньяком‑убийцей.

Только сейчас я сообразил, почему в древние времена воинам‑берсеркам зачастую запрещали жить вместе с остальными. А иногда и изгоняли из селений. Потому что, зацикленный на единственной мысли об уничтожении, он становился опасен для своих же.