Книга Зной - Джесси Келлерман

Женщина наискось перегородила своим костлявым телом дверной проем — приняв позу, судя по всему, освоенную ею посредством частых повторений. Глория заподозрила, что оберегать мужа от непрошеных гостей ей приходится не впервые.

— Тито отдыхает, — сказала она. — Его нельзя тревожить.

— Ну что же, — сказал Карлос. — Очень жаль.

— Ага, — согласилась женщина. — Еще как. До свидания.

Женщина начала закрывать перед ними дверь, однако Глория мягко придержала ее.

— Мы приехали издалека. Можно я воспользуюсь вашей уборной? — попросила она.

Женщина взглянула на Карлоса, тот кивнул:

— Она быстро.

Рекламное звяканье смолкло, смененное разговором двух персонажей мыльной оперы. Из глубин дома донесся грохот — там осыпалась, ударяясь о грязный пол, кухонная утварь. Женщина закрыла глаза и вздохнула.

— Идите за мной, — сказала она.

Карлос остался на веранде, а женщина провела Глорию в сдавшуюся на милость игрушек гостиную. Купленные на аукционах подержанных вещей куклы и пластмассовые мячики то и дело подворачивались двум женщинам под ноги; из-под глубокого кресла торчали недавно побывавшие в воде книжки с картинками, такие же стояли, прислонившись к обогревателю. На коробке из-под трехколесного велосипеда красовался телевизор. Гнетуще громкий экран булькал от страсти, с которой небритый герой telenovela[57]ласкал одетую в купальник брюнетку с глазами газели.

«Я люблю тебя, Консуэла».

«Нет, Хуан! Мы никогда не сможем быть вместе, твой отец лишит тебя наследства».

«Мне все равно, Консуэла». И, заключив Ее в свои объятия, Он повалил Ее на пол. ¡El amor es mas fuerte que el dinero![58]

Женщина, остановившаяся, чтобы посмотреть эту сцену, фыркнула.

В комнате рядом заплакал мальчик. Мааа. Маааааа. Женщина прикусила губу, словно пытаясь решить, относится к ней это слово или не относится. В разгар рева в гостиную нетвердой походкой вступила девочка с покрытым струпьями лицом. Девочка жевала носок.

— Ма, ма, ма, ма…

— Это не едят, Адела, — сказала женщина.

Девочка продолжала жевать носок, точно неподатливую ириску.

— Мамамамамама.

— Вынь его изо рта, Адела.

— Мама! Мама! МАААМААА!

Женщина метнулась на плач, голося: «Заткнись заткнись заткнись заткнись!» Попутно она шлепнула Аделу с силой, от которой та крутнулась на месте. Недолгое ошеломленное молчание, а потом девочка взвыла, увлажнив слезами коросту на верхней губе.

Миг спустя женщина снова влетела в гостиную, направляясь к Аделе. Две звонкие оплеухи, вопли, еще две, тишина и, наконец, оплеуха окончательная.

Она уставилась на Глорию пустым, недоумевающим взглядом:

— Вы все еще здесь?

— Уборная? — напомнила ей Глория.

— Туда.

И женщина снова умчалась на так и продолжавшийся рев мальчика.

Пройдя в указанную ей дверь, Глория попала в коридор с еще несколькими дверьми. Первая вела в стенной шкаф, из которого ударил, когда Глория распахнула ее, нафталиновый смрад.

Открыв вторую, она услышала:

ссссффффффффффффсссссск

ссссффффффффффффсссссск

ссссффффффффффффсссссск

Девочка — Адела — сидела, скрестив ноги, на полу, хлюпая носом и жуя на сей раз пальцы собственных ног.

Еще одна девочка лежала, пристегнутая ремнями, на узкой кровати, половину ее лица закрывала присоединенная к большому баллону кислородная маска. При каждом вдохе глаза девочки выпучивались, при выдохе возвращались в глазницы.

Увидев Глорию, Адела помахала ей ладошкой.

Глория, помахав в ответ, отступила в коридор.

Третья дверь вела в уборную. Раздвинув двумя пальцами полоски жалюзи, Глория увидела задний двор. Похожее формой на фасолину патио заливал тающий свет феерического заката. Бетонный пол патио — красный, как у веранды — отливал ровной, бледной ржавчиной — такой, словно на нем выполнялись когда-то кровавые ритуалы. Из патио открывался обширный вид на плоскую каменистую пустыню, лишь частично заслоненную тянувшейся по левому краю дворика неровно, кое-как подстриженной, дышащей на ладан живой изгородью.

В стоявшем посреди патио шезлонге похрапывал голый по пояс Teniente. Одна его ягодица вывалилась из шезлонга, провисшего почти до бетонного пола. Босой, с нечистыми икрами, Teniente казался готовым соскользнуть на грязный пол патио и пересечь его вплавь. Ложбинку, начинавшуюся пониже поясницы, заливал пот. Вокруг Teniente простирались ниц, точно поклоняясь ему, длинношеие бутылки «Будвайзера».

Справив нужду, Глория вернулась в гостиную. Женщина ждала ее. Поблагодарив, Глория направилась к выходу.

Карлос покачал при ее появлении головой:

— Que desmadre[59]…

— Идите за мной, — сказала Глория.

Она повела его вокруг дома, мимо сарая и груды навоза, в патио, где спал Фахардо.

— Teniente.

Фахардо пошевелился, повернулся на бок и заснул еще крепче, свесив голову через спинку шезлонга.

— Проснитесь, Teniente.

Он сел, приоткрыл глаза, провел языком по губам. Оцепенелый взгляд переползал с Глории на Карлоса и обратно, рот приоткрылся.

Фахардо возвращался, преодолевая сонную вялость, к жизни, точно вышедший из спячки механизм. Для начала он пошарил вокруг себя в поисках рубашки, каковую нашел накинутой на спинку кресла. Надевая ее, он наполовину натянул на голову рукав — прежде чем сообразил, что голова немного ошиблась адресом. Облачившись в рубашку, вытер ладони о шорты, а затем утер одной из них нос. После чего покачал коробку, в которой еще стояло несколько бутылок «Будвайзера», и бутылки дробно зазвякали одна о другую. Фахардо отцепил от брючного ремня открывалку, прополоскал пивом рот, сплюнул. Потом глотнул пива, повернул шезлонг так, чтобы оказаться лицом к гостям, и скрестил ноги.

— Какого хера вы делаете в моем доме? — осведомился он.

— Рада снова увидеть вас, Teniente.

— У меня выходной.

— Я знаю, — сказала Глория.

— Если знаете, так должны знать, что сегодня я не принимаю.

— Мы не позвонили заранее, потому что не хотели потревожить вас, — сказал Карлос.