Книга Подонок. Я тебе объявляю войну! - Елена Алексеевна Шолохова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Давай я тебя ужином покормлю? — предлагаю я его спине и взъерошенному затылку.
— Не хочу, — отзывается Смолин, не пошевельнувшись.
— Ну и зря! У меня отличное жаркое. Сама готовила.
Но он на это не клюет.
— Я вот очень проголодалась. Давай! Составь мне компанию.
— Этот Денис живет где-то здесь? — неожиданно спрашивает Смолин.
— Ну да. Прямо под нами… А что?
— Ничего.
— Стас, а ты не с ним случайно подрался?
Смолин молчит. Долго молчит. И всё смотрит в темное окно. А я сижу на табурете и, честно, не знаю, что дальше делать. Есть в одиночку при нем как-то неловко. Что еще сказать — понятия не имею, он весь замкнулся. Уйти и оставить его тут одного — ну, тоже не очень. Негостеприимно.
Что вот с ним вдруг стало? Обиделся, что я его оттолкнула? Но я же верно сказала — у него ведь Яна. Ну и у меня Дэн, хоть мы и немного поссорились.
— Я, наверное, домой поеду, — наконец размораживается он. Поворачивается, но смотрит куда-то мимо меня.
— В чем? Твои вещи в стирке. Да и куда ты такой? Давай лучше поужинаем и ляжем спать? Пожалуйста. Я ужасно устала. Не капризничай.
— Ладно, — соглашается он.
Правда, ни черта он не ест, даже к чаю не прикасается. И у меня из-за него кусок в горле комом встает. Так что, поклевав немного, затем развесив его вещи сушиться, я стелю ему в своей комнате, а сама буквально валюсь на мамину кровать.
Думала, усну в ту же секунду — но куда там! Полночи ворочаюсь с боку на бок. Перед глазами маячит лицо Смолина, его губы, его жгучий взгляд, его голый торс. Чувствую, щеки снова пылают, а сердце колотится. И сна ни в одном глазу.
Просыпаемся мы оба чуть ли не в обед. Завтракаем в молчании — Смолин по-прежнему мрачен и хмур. Спрашивает только одно:
— Куда надо тебя отвезти? Где эта клиника?
— Э-э, я думала, что ты… не всерьез, — теряюсь я, но он бросает на меня такой красноречивый взгляд, что поспешно добавляю: — Сразу за Марково.
Выходим из дома вместе, но пока я вожусь с замком, Смолин спускается на первый этаж. И тут, к своему ужасу, слышу, что он звонит, а затем и долбит в квартиру Дэна.
— Стас, ты что делаешь?! — выкрикиваю я и торопливо сбегаю с лестницы.
И в этот самый миг Денис открывает дверь. Видит меня, ошарашенную, видит Смолина, очень злого.
Мне кивает вместо приветствия, а у Смолина спрашивает:
— Чего надо?
— Выйди потолкуем, — зовет его Смолин.
— Говори тут. Я слушаю.
— В подъезд выйди.
— Мне и тут тебя нормально слышно. Говори, что хотел или вали.
— Выйди, — повторяет Смолин жестко, даже как будто с угрозой.
— Стас, — зову его. Не нравится мне эта ситуация, но теперь я убеждена на сто процентов, что Смолина вчера избил Дэн. — Идем.
Дэн прищуривается и обращается ко мне.
— Стас? Жень, я не понял, что происходит. Он что, к тебе приходил? Это как, блин, понимать?! И что значит «идем»?
— Выйди — я тебе всё объясню. Доходчиво и в подробностях, — отвечает за меня Смолин.
Но Дэн все равно из квартиры не выходит, а откуда-то из глубины еще и голос тети Нели раздается: «Дениска, кто там пришел?».
— Мы потом с тобой поговорим, — обещаю я Дэну и снова пытаюсь утянуть за собой Смолина. Но того с места не сдвинуть.
И тут вдруг он делает резкий выпад и ударяет Дениса кулаком прямо в лицо.
— Мама! — взвизгиваю я.
Дэн с грохотом валится на пол у себя в прихожей. Что-то, видимо, при падении роняет. Слышу, на шум бежит тетя Неля. В голове проносится: сейчас увидит меня, и будет такой стыд!
— Идем же, идиот! — хватаю я Смолина за рукав и с силой дергаю на себя. Наконец он поддается, и мы выскакиваем из подъезда.
52. Стас
Настроение хуже некуда. Думал, втащу дружку Гордеевой — хоть немного попустит. Ни черта. А потому что главный раздражитель — вот он. Точнее — она. Сидит рядом и рассказывает, как напрасно я ударил Дэна, сколько всего он с его матерью сделали ей хорошего, какие они расчудесные соседи и как ей стыдно будет в глаза им смотреть.
— Я Дэна не оправдываю, — зудит Гордеева, пока мы едем в какое-то Марково к черту на рога. — Он вообще поступил тогда ужасно. Жестоко и отвратительно. Но и ты сейчас неправ. Можно ведь как-то словами решить. Ты ведь умнее… ну и вообще «первый сорт» как-никак. А тоже чуть что — и в драку…
— Заткнись, — не выдерживаю я. Вот сейчас мне только ее подколок не хватает.
Она замолкает, но ненадолго.
— Зачем ты его ударил? Почему? Что ему сказать хотел? — бомбит меня вопросами. — Это он тебя вчера так избил?
Я не отвечаю, потому что, чувствую, если отвечу, то наговорю такого, что Гордеева ко мне потом на пушечный выстрел не подойдет.
— Стас, так это он? И поэтому ты…
Всё, достала! Я без слов врубаю музыку. И до самого реабилитационного центра мы едем под оглушительные запилы бас-гитары и бой ударников.
Хотя ее невыносимый треп я больше не слышу, но от собственных мыслей никуда не денешься. И больше всего меня терзает вопрос, нет, даже не терзает, а вообще вымораживает: что, ну что она нашла в этом быдлане? Он же тупой как пень.
И при всём при этом он может ей предъявить, а я могу только молча беситься.
Вон как сегодня он наехал на нее. А она только оправдывается: потом всё объясню… От этого противно, нет сил. Противнее только, когда представляю, что он ее трогает. От этого вообще мозг взрывается.
Было у них что или не было? Ой да наверняка было за три-то года. Фу. И зачем я только об этом думаю? Хотя оно само думается…
В такие моменты я опять ее ненавижу.
Высаживаю Гордееву у ворот центра.
— Подождать тебя? — зачем-то спрашиваю.
Вот как это называется? Идиотизм? Мазохизм? Или всё вместе? Мне же рядом с ней сейчас невмоготу просто. Внутри аж дерет. А все равно хочу, чтоб была…
— Нет, я буду долго, — отказывается она. — Спасибо, что довез.
Из Маркова сразу еду домой. Если бы не забыл телефон, то лучше бы остался в старой квартире до завтра,
