Книга Мое чужое лицо - Ника Муратова

Альбина ждала их, одетая в джинсы и простую футболку, с перебинтованной головой. Лишь на глазах и в области рта и носа слой бинтов истончался, но увидеть за повязкой ничего было нельзя. Они сидела в кресле, прямая, как струна, готовая к спектаклю.

— Альбиночка, доченька! — запричитала Руна, бросившись обнимать её. — Я так рада, что ты пришла в себя. Мы так беспокоились, мы не знали, что и думать! Столько месяцев в коме — мы уже стали терять надежду!

Альбина осторожно убрала с себя её руки.

— Привет, мама. Как ты?

— Да что я? Я в порядке, вот за тебя переживаем. Какой ужас все, что произошло. Ты знаешь, что этого маньяка посадили в психушку? Он оказался невменяемым психопатом. Вся его квартира была увешана твоими фотографиями, он давно уже выслеживал тебя. Ужас! Хорошо, что не убил!

Альбина передернулась. Хорошо, что не убил. Она понимает вообще, что говорит? Затем она перевела взгляд на отца. Того, по всей видимости, вид дочери тронул намного больше, чем мать. Он стоял, сжав пальцы, не решаясь ни подойти, ни сказать что-либо. Он думал, что увидит её вновь здоровой, раны должны были уже зажить, он не ожидал, что она все еще вынуждена носить повязку. Руна все время отговаривала его ходить в больницу, говорила, что все равно их не пускают к ней, что она ничего не слышит, и, в принципе, была права. А когда утром им позвонили и сообщили, что она пришла в себя, они решили, что теперь к ним вернется их прежняя дочь. Или хотя бы её подобие.

— Что, папа, неприятное зрелище? — усмехнулась Альбина. Она не могла простить им обоим такое равнодушие во время болезни. Если бы они хоть немного попытались ей помочь, она бы не чувствовала бы себя настолько одинокой, один на один со своей бедой.

— Как ты? — тихо спросил отец, не зная, куда деть руки.

— Как видишь. Ничего хорошего. Вышла из комы и обнаружила вместо лица картинку из фильма ужасов. Думаю, мне дорого бы заплатили за одну фотографию этого кошмара. Но этого не будет. Меня никто в таком виде не увидит.

— А что ты будешь делать? Что говорят врачи? Я уверена, что если поехать за границу, они смогут поправить ситуацию, ведь у тебя же есть деньги, дорогая! — заботливо тараторила Руна. — Тебе надо срочно ехать в Швейцарию и проконсультироваться там у врачей.

— Мама, меня здесь осмотрели уже все, кто могли. Ничего нельзя сделать. В общем-то, я пригласила вас сюда для важного дела. Я приняла решение, о котором вам необходимо знать. Папа, скажи, пожалуйста, врачу за дверью, Анне, что она может пригласить юриста.

— Кого?

— Юриста, Сигизмунда Львовича. Он вам все объяснит.

Сигизмунд Львович неторопливо и обстоятельно разложил по полочкам изумленным Руне и Борису Дормич волеизъявление их дочери. Они сначала молчали, ничего не понимая, потом переспросили, не ошибается ли он и что все это значит.

— Не ошибается, — ответила за юриста Альбина. — Все именно так, как он сказал. А значит это то, что отныне я исчезаю с глаз публики, куда — не скажу, на сколько — не знаю. Если у меня получится что-нибудь изменить в своей внешности, я вновь выйду на свет Божий, если нет — значит, никогда не увидимся. Но я буду звонить и давать о себе знать через Катерину, обещаю.

— Да кто она такая, эта Лаврентьева? С чего ты доверяешь свою судьбу в её руки, свои деньги, кто она тебе? — не удержалась Руна. — Ты что, не доверяешь нам, своим родителям? Зачем тебе верить абсолютно чужому человеку?

— Не то, чтобы не доверяю, но не считаю нужным обременять вас своими проблемами. А Катя — она будет моим поверенным. Я её хорошо знаю и не важно, откуда. Я так решила и прошу вас уважать мое желание. В конце концов, это моя жизнь и что хочу, то я с ней и сделаю. Но я решила, что вам надо тоже знать о моем решении. Все-таки, вы мои родители, — помолчав, добавила она.

Анна Себастьяновна подтвердила вменяемость Альбины и шокированные родители поставили подпись о своем согласии на её решение. Альбина решила, что так надежнее. Когда юрист и нотариус ушли, Альбина заставила себя встать и обнять отца с матерью.

— Не переживайте. Это лучше, чем смерть. Мама, ты меня должна понять больше всех — поставь себя на мое место, что бы ты выбрала? Захотела бы выставлять свое уродство на показ? Как горбун в цирке, на всеобщее посмешище и жалость?

Руна отрицательно покачала головой. Как горбун в цирке? Неужели все так плохо? Что скрыто под этими бинтами? Кажется, до неё стало потихоньку доходить, что за трагедия твориться в душе дочери. Но понять её решение насчет Лаврентьевой она все равно не могла.

— Мы бы тоже смогли о тебе позаботиться, — нерешительно произнес отец.

— Ну, подумай сам, что ты говоришь, папа! У тебя столько работы, поездок, ты же постоянно занят, разве тебе до моих проблем? А Катя сможет заменить мне и сиделку и доверенное лицо. Поверьте мне, что так лучше.

Она поговорила с ними еще минут двадцать, выслушала последние сплетни о знакомых, а потом сослалась на сильную усталость, начала прощаться.

— Так мы тебя теперь вообще не увидим? — отец никак не мог принять этот факт.

— Пока ничего не знаю, но временно — да, я не буду никому показываться и даже вам. Не ищите меня, не мучайте Лаврентьеву, она все равно не скажет, где я. Я постараюсь сама с вами связываться.

Крокодильи слезы и причитания матери, испуганные непониманием глаза отца, торопливое прощание, и вот уже расстроенные, держащиеся с большим достоинством Руна и Борис Дормич дают интервью окружившим их журналистам и репортерам о том, что их дочь исчезает в поисках возможных методов лечения на некоторое время и передает управление всем свои имуществом некой Катерине Лаврентьевой.

На самом деле они уже практически смирились с тем, что дочь для них потеряна, они даже не ожидали, что она выйдет из состояния комы, поэтому решение Альбины ни с кем не видеться шокировало их своей сутью, но морально их это травмировало не так уж и сильно. Для журналистов же это являлось горячей новостью и вот уже самые ретивые устроили засаду у больницы в надежде поймать момент выписки Дормич и разнюхать, кто же это такая — загадочная никому неизвестная Лаврентьева. Их ждало разочарование — к вечеру им сообщили, что Дормич уже покинула ожоговый центр через запасной вход и что место её нахождения в настоящий момент неизвестно.

Глава 19

Симонов пришел с работы уставший и только и мечтал о том, как поскорее заснуть. Мать накормила ужином, завела, как всегда, разговор о том, как прошел день, плавно перешедший в извечную тему о его холостяцкой жизни и слишком редких визитах домой. У него была своя квартира, но так как ужинать у матери было куда удобнее, он иногда все еще ночевал у родителей. Отца в этот вечер не было — укатил в командировку на конференцию. При отце мать не так наседала с женитьбой, так как он всегда горой стоял за сына, повторяя свое любимое «пусть сначала встанет на ноги попрочнее», зато без него она объединялась с дочерью и вместе они обрушивали шквал упреков и советов. Симонов слушал, не вникая, думал о своем и делал вид, что соглашается со сказанным.