Книга Плследний из Мологи. Жизнеописание архимандрита Павла (Груздева) - Наталья Анатольевна Черных

Аух, теперя нету…»

Глава VIII. «Голоден был, а ты накормил Меня…»

Приговор по делу архиепископа Варлаама (Ряшенцева) был вынесен 30 июля 1941 года, но лишь в декабре Павла Александровича Груздева вместе с другими заключенными отправили по этапу к месту отбывания наказания — в Вятские исправительно-трудовые лагеря. Неизвестно, по какой причине полгода сидел Павел Груздев в ярославской тюрьме, в Коровниках — шла война, немцы стремительно наступали — а здесь томились в застенках «враги народа», узники всеобъемлющей 58-й. Это была каста отверженных, которая считалась настолько ниже блатных и уголовников, что арестованным по 58-й статье даже не предлагали «искупить свою вину» на фронте с оружием в руках. Тюрьма уберегла отца Павла от войны — «если бы меня на фронт взяли, первая бы пуля моя была», — говорил батюшка, — и тюрьма же уготовила Павлу Груздеву такие испытания, каких нет и на фронте.

В переполненной камере Коровницкой тюрьмы «маленький», как иногда называли Павлушу Груздева за маленький рост, пользовался огромным авторитетом. «Мала куча, да вонюча», — шутил сам над собою батюшка уже в Верхне-Никульском. «Мал золотник, да дорог», — повторял он то же самое, но другими словами. «Я пораньше встану, — рассказывал он о своей тюремной жизни, — тряпочку возьму, пол вымою». И хотя в камере сидели и блатные, но когда принесут еду, все говорили: «Пусть маленький раздает».

«Утром в тюрьме подъем в шесть часов, — вспоминал о. Павел. — Звонок. «Хлеб принимай!» Двое несут лоток с хлебом, а третий раздает. Я себе всегда оставлял последний кусок».

Павла Груздева повезли на Урал 4 декабря 1941 года — он запомнил, что был праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы. Полмесяца ехали они в вагоне — битком набито арестантов-то, не прилечь, ехали сидя, да такие голодные, что, по словам отца Павла, и по нужде-то не ходили — а с чего ходить? «А приехали — мне больно запомнилось, — рассказывал отец Павел, — выгрузили нас — то был день Николая-чудотворца, Николы зимнего. У-у… Вятлаг! Ворота сумасшедшие, проволокой все кругом оцеплено…

Когда пригоняют в лагерь, то делят по категориям:

— Специальность?

— Поп.

— Монахи, попы — в сторону, воры — сюда, всех разделяют».

Первым делом повели вновь прибывших в баню, одежду на пропарку отдали. Да слава Богу, вшей ни у кого не было. В бане дали по два ковшика воды помыться — ковшик холодной и ковшик теплой. Так полковшика теплого все сразу и выпили. И чуть ли не в первый день накинулись на «новеньких» уголовники — урки в лагерях были как бы «внутрилагерной полицией», им не воспрещалось никакое битье, никакие издевательства над осужденными по 58-й статье — наоборот, их поощряли и натравливали на 58-ю, воры и бандиты занимали все «командные высоты» в лагере. Урки могли проиграть в карты не только твою одежду, но и твою жизнь — а жизнь зека ничего не стоила, как говорили в лагере: «Бырк — и готов».

Отец Павел сам не очень-то любил разговоры на эту тему, но старые его лагерные знакомые или из родных кто-то рассказывал, что в зоне уголовники отобрали у него валенки. Привязали его босого к дереву и оставили так стоять — думали, может, волки разорвут, а может, сам умрет. Конец декабря, стужа лютая. А он протаял пятками до самой земли — а снег глубокий — и на земле стоял. И говорят, что с тех пор отец Павел перестал бояться холода. Что правда, то правда — босиком ходил по снегу в 30-градусный мороз у себя в Верхне-Никульском.

Эх, Никола-чудотворец, Никола зимний! Не тебе ли, святой угодник Божий, любимец народный, отзывчивый на всякое горе, молился заключенный Павел Груздев, стоя по колено в уральском снегу?

Никола на море спасает, Никола мужику воз подымает, Никола из всякой беды выручает…

Никольские морозы — предшественники рождественских, а следом идут крещенские, сретенские, по названию праздников… Но для заключенного номер такой-то— «к примеру, скажем, 513-й, — пояснял отец Павел, — там, в лагере, имен и фамилий не было», — никаких праздников, тем более православных, отныне не существовало.

«В самый канун Рождества, — вспоминал батюшка, — обращаюсь к начальнику и говорю: «Гражданин начальник, благословите в самый день Рождества Христова мне не работать, за то я в другой день три нормы дам. Ведь человек я верующий, христианин».

— Ладно, — отвечает, — благословлю.

Позвал еще одного охранника, такого, как сам, а может, и больше себя. Уж били они меня, родные мои, так, не знаю сколько и за бараком на земле лежал. Пришел в себя, как-то, как-то ползком добрался до двери, а там уж мне свои помогли и уложили на нары. После того неделю или две лежал в бараке и кровью кашлял.

Приходит начальник на следующий день в барак:

— Не подох еще?

С трудом рот-то открыл:

— Нет, — говорю, — еще живой, гражданин начальник.

— Погоди, — отвечает. — Подохнешь.

Было это как раз в день Рождества Христова».

В вышине небесной много звезд горит. Но одна из них ярче всех блестит. То звезда Младенца и Царя царей, Он положен в ясли Матерью своей. И волхвы с востока за звездой идут, И дары с любовью Господу несут. Братья, поспешимте Господа принять, Поспешим с