Книга Николай I Освободитель // Книга 5 - Андрей Николаевич Савинков

случались и смертельные случаи, в среднем в следующие десятилетие во время «законных» поединков гибло от пятидесяти до восьмидесяти человек в год. Даже если к этому прибавить «нелегальные» дуэли — с ними мы стали бороться максимально жестко, оказалось достаточно десятка реальных приговоров, чтобы свести в дальнейшем подобные случаи к минимуму — то все равно количество трупов резко сократилось. Как бы не на порядок.

Уже сильно позже, во второй половине 19 века дуэльная активность и вовсе сократится до минимума, выйдя на своеобразное статистическое плато. Сотня-полторы поединков в год, из которых 10–15% заканчивались смертельным исходом. 10–20 трупов ежегодно: неприятно, но в масштабе империи — капля в море.

Конечно, можно было решить проблему иначе — жестким запретом. Показательно осудить два-три десятка человек, отправить на каторгу, чтобы ясно дать понять всем заинтересованным, что мы терпеть подобную гадость не собираемся. Дуэли бы все равно случались, но скорее всего их стало бы на два порядка меньше.

Плюс политический момент. Легализация дуэлей была воспринята дворянским сословием — наступлением на права которого я занимался последнее десятилетие, как некая поблажка, можно даже сказать — отдушина. Мол вот чем мы дворяне отличаемся от серой крестьянской скотины — у нас есть честь и возможность ее защищать с оружием в руках. И не важно, что этим самым крестьянам подобные глупости вообще не интересны — общество без цветовой дифференциации штанов лишено цели.

Однако был тут еще и социальный аспект. Все-таки я хотел прогрессорствовать не только в техническом плане, но и в сфере общественных отношений. Была у меня мечта заложить зерна — очевидно, это была работа не на одно поколение, так что тут я не тешил себя мыслью, что успею все сам — из которых прорастут всходы нового общества.

И вот тут, как мне казалось — опять же с теорией в этом направлении все было сложно, приходилось торить свой путь самостоятельно буквально на ощупь — без оставления дворянам права защиты своей чести, вырастить настоящего человека — с большой буквы «Ч» — будущего было просто невозможно.

В этом плане, как бы пошло это не звучало, у меня перед глазами был пример США из моей истории. Владение оружием, возможность защищать себя самостоятельно, «стоять на своей земле», было возведено у них в ранг почти религиозный, что формировало совершенно людей с совершенно определенными моральными и личностными установками. Государство показывало, что оно не боится своих граждан — граждан, а не рабов, — доверяет им и готово делегировать большое количество полномочий «вниз». При условии разумного использования этих полномочий, конечно.

На другой чаше весов были страны, где оружие было под максимальным запретом. Там, где государство отобрало у своего народа право на самозащиту, фактически боясь законопослушных людей больше чем преступников. Мне всегда казалось, что второй вариант иначе как попыткой построения рабского общества назвать нельзя.

И в некотором смысле это касалось и дуэлей, в моем идеальном мире формирование человека будущего было невозможно без осознанного взятия на себя ответственности. За страну, за семью, за себя, за свою честь и достоинство. В конце концов иногда действительно случаются ситуации, когда двум людям просто невозможно одновременно жить на земле. И никакой суд тут помочь просто не в состоянии.

Если мяса с ножа ты не ел ни куска,

Если руки сложа наблюдал свысока,

И в борьбу не вступил с подлецом, палачом,

Значит в жизни бы тыл ни при чем, ни при чем.

Глава 19

— Ну что же, Логин Петрович, прошу вас, начинайте, — я кивнул адмиралу Гейдену, назначенному на место командующего Черноморским флотом после уволенного с позором Грейга, и опершись на леера флагманского, только в прошлом году вступившего в строй, «Фельдмаршала Разумовского», приготовился наблюдать за учениями.

— Начинайте, — передал мою команду дальше по цепочке адмирал, и уже через полминуты на мачтах фрегата взвился соответствующий флажный сигнал, после которого, собственно, все вокруг пришло движение.

На юг страны к семье я приехал в ближе к концу осени с идеей пересидеть тут в Крыму пару самых противных зимних месяцев, когда в Питере из-за отвратительной погоды находиться было совсем не весело. Крым — конечно не Египет, зимой тут не покупаешься в море и на пляже не позагораешь, но все же на южном берегу даже в самые холодные годы средняя температура не проваливается ниже нуля. Иногда бывают заморозки, но это, с какой стороны не посмотри — мелочь по сравнению с Санкт-Петербургом, где и двадцатью пятью градусами ниже нуля удивить кого-то достаточно сложно. Особенно в эти времена, когда климат только-только начал выбираться из локальных пессимумов.

— Комментируйте, пожалуйста, Логин Петрович, — попросил я адмирала. Хоть у меня в руках и имелась подзорная труба для более удобного наблюдения за учениями, понятное дело, большая часть смысла происходящего от совершенно сухопутного императора все равно ускользала. Просто в силу незнания специфики. — Я, видите ли, в морском деле профан полнейший, и вряд ли без ваших пояснений пойму хоть что-то.

— Как вы видите, ваше величество, сейчас со специально оборудованных для перевозки людей транспортников в лодки начали загружаться первые роты нашего молодого полка. Обратите внимание, транспорты оборудованы специально, чтобы такая пересадка в шлюпки осуществлялась как можно быстрее. Это может быть вельми важно для получения возможности нанесения первого самого неожиданного удара по неприятелю, — по ту сторону подзорной трубы по многочисленным штормтрапам в шлюпки как раз в этот момент активно ссыпались морпехи. Не знаю, на сколько этот момент был у них отработан, но со стороны выглядело достаточно впечатляюще.

— Много людей утопло, пока добились такой слаженности?

— Конечно инциденты случаются, куда во флоте без них, — пожал плечами адмирал, — но в морской полк мы специально отбирали призывников привычных к воде. Жителей побережья, отсюда и с Балтики, некоторые из чухонцев по-русски говорят с пятого на десятое, но плавать умеют все. Так что… Хотя да, несколько человек все же погибло — кого бортом затерло, кто с высоты сорвался и уже не выплыл, море оно такое — ошибок не прощает. Упокой Бог их душу.

Гейден хоть и был протестантом — природный немец, первую часть жизни проведший в Нидерландах — но за тридцать лет в России уже прилично обрусел и практически стал своим. Во всяком случае, перекрестился он совершенно так же машинально, как это делали его православные коллеги.

— А хорошо это у них получается. Мне