Книга Куратор - Оуэн Кинг

на различные должности. Листая заявки, сержант поглядывал на огромную фигуру перед ним, соображая, куда бы употребить такие габариты. Он спросил, грамотен ли этот «усердный работник», ожидая услышать «нет». Однако проситель сказал «да».

Великан достал из кармана мятый листок, развернул и протянул Ван Гуру:

– Вот стихи, которые я написал.

Сержант взял листок. Название гласило: «Избранная душа». Стих начинался так: «Избранница всех душ, на небе ты теперь, избранница сердец, любимая сердечно…»

Ван Гур был приятно удивлен:

– Неплохо.

Может, на вид этот верзила не лучше кучи дерьма, но стихи у него настоящие. Даже университетский щенок вроде Барнса лучше не напишет. Стихотворение было подписано «Энтони».

– Ладно, Энтони, вот что мы с тобой сделаем… – Сержант вернул листок и велел Энтони сходит к экипировщикам за формой, а затем отправляться на Лигейт-авеню в брошенное посольство и готовиться вести учет.

Ван Гур будет отправлять к нему бывшую челядь богатеев и разных мелких сошек свергнутого режима. В корпусе Кроссли есть профессионалы, которые допрашивают арестованных, но им нужен человек для разговора с этими мелкими прихлебателями Короны, а по площади зря шататься нечего. Посольство, к которому Энтони отныне приписан, принадлежало государству, которое временное правительство не планирует пока звать обратно, поэтому Энтони может устраиваться как дома.

– Сперва записывай их имена, – объяснял Ван Гур. – И проводи беседу. Скажи строго: расскажите мне все, что вам известно о хапугах, на которых вы работали, плюс еще что-нибудь интересное – короче, выкладывайте все как на духу. И записывай, что они скажут. Закончишь – отправляй их восвояси, а мне присылай рапорт со своими выводами. Как думаешь, тебе это по силам?

Чернобородый Энтони ответил, что справится. Он с ними побеседует. Он усердный работник.

Это было три недели назад.

Δ

Уже наступила ночь, когда Ван Гур бросил поиски. Он больше часа рыскал по пожарищу. Горничной там не оказалось – ни за горами обломков, ни в сгоревшем шкафу, ни под слоем пепла. Он схватил кусок оплавленного кирпича и швырнул в белую кошку, сидевшую на выступающем остатке пола второго этажа, гаркнув от досады. Кирпич пролетел мимо кошки и исчез в темноте с глухим ударом. Кошка и ухом не повела, безмятежно глядя на сержанта светящимися голубыми глазами. Она смотрела на него с таким выражением, что Ван Гура даже посетила мысль, будто шлюха-горничная каким-то образом превратилась в кошку. Но это, конечно, крестьянские байки. Сержант сказал кошке, что жаль тратить на нее пулю, и в гневе вышел через дверной проем без двери.

Идя по галерее к черному ходу, сержант отчетливо слышал треск живой изгороди, но теперь заинтересовался чепчиком на земле. Чепец лежал у стены, отгораживавшей двор от участка бывшего посольства на Лигейт.

Не желая снова лезть через густой самшит, как какой-нибудь чертов уж, Ван Гур, топча высокую траву перед сгоревшим зданием, вышел на улицу и направился на угол Малого Наследия и Лигейт. Если горничной и не окажется в бывшем посольстве, оттуда можно позвонить на коммутатор, попросить мировой суд и вызвать подкрепление. С полудюжиной людей и парой собак он обыщет весь квартал и найдет эту дрянь еще до рассвета.

Ван Гур соображал, как будет действовать дальше: он заведет эту горничную за угол для допроса, она потянется к его пистолету, и ему придется застрелить ее в порядке самообороны. Это не принесет ему такого удовольствия, как он планировал, но все равно сведется к ценному уроку для «лейтенанта». Если ты грубый спесивый павлин, тебя можно и окоротить, убив твою шлюху. И кто знает, если Барнс усвоит урок, может, на том разногласия можно будет и похерить.

Пламя ярости быстро сожгло остаток сил, оставив Ван Гура просто мрачным. Он и пришел уставший, а теперь положительно выдохся; признаться, он и не смог бы сейчас позабавиться с этой шлюхой, как рассчитывал. Пока все лейтенанты Барнсы в мире суетятся без толку, людям с обязанностями и присесть некогда: как только он разберется с этой горничной, его уже будет ждать новая задача. Утром сержанту нужно отправляться в южные кварталы ловить вора, сорвавшего чертову идиотскую шляпу с идиота вагоновожатого, а заодно выкурить всех крыс из одной лисской дыры, где скупают краденое и куда проюркнул упомянутый вор.

По мнению сержанта, это все стрельба из пушек по воробьям, откровенно неосмотрительная, раз в городе уже началось брожение из-за блокады, безработицы и нехватки продуктов, но Кроссли высказался предельно ясно: ему нужен показательный пример.

– Они хотят, чтобы констебли поддерживали порядок. Мы докажем, что в состоянии справиться с этим сами. Мы покажем, как поступаем с теми, кто решил воспользоваться ситуацией, – объяснил генерал Ван Гуру свой приказ и добавил, что посылает вместе с ним пару репортеров, чтобы рейд нашел отражение в печати и новость распространилась повсеместно.

Кроссли был хладнокровен, как рыба, – невозможно представить, чтоб он хотя бы неровно задышал. Он вечно глядел в свою особую бумажку, которую держал в нагрудном кармане и с которой сверялся, как иные люди с карманными часами. Ван Гур однажды оказался рядом с генералом, когда Кроссли вынул листок, и смог заглянуть в заветную генеральскую шпаргалку, но на листке не оказалось слов, которые сержант привык разбирать, а только мелкие изображения змей, часов и треугольников красными чернилами. Что это такое? Какой-то заговор на удачу или шифр? Не то чтобы Ван Гур засомневался в генерале, просто это было как-то странно.

На углу Лигейт сержант повернул направо, на ходу расстегивая кобуру и вынимая пистолет, готовый отстрелить замок с брошенного посольства.

Смрад, окружавший здание, стоял чудовищный – ничего подобного Ван Гур отродясь не обонял: тут тебе и гниющее мясо, и дерьмо, и какая-то едучая кислота. Аж слезу вышибло. Он мог сравнить этот запах разве что с полем битвы, но ни на одном поле битвы, где побывал Ван Гур – а он побывал на нескольких, – так густо не пахло.

У крыльца Ван Гур остановился при виде белых цифр, прибитых над дверью: 76.

Погодите, так он же знает этот адрес! Он писал его по меньшей мере раз тридцать разным людям, подходившим к его столу на площади: «Лигейт-авеню, 76». Сюда сержант отправил того верзилу-нескладёху – а, да, Энтони! – записывать показания мелких прислужников бывшей власти.

Это облегчало дело – Энтони поможет ему искать мерзавку горничную. Ван Гур убрал пистолет в кобуру, поднялся по ступенькам и забарабанил в полированную дверь.

В ожидании ответа Ван Гур выдохнул сквозь зубы и покопался в памяти насчет этого Энтони. Ему впервые пришло в голову, что, регулярно направляя