Книга Судьи и заговорщики: Из истории политических процессов на Западе - Ефим Борисович Черняк

невидимых духов, то ее невозможно было совместить с механикой XVII в., с убеждением, что даже несчастные случаи настолько не имеют ничего общего с «дурным глазом», что могут быть предсказуемы в целом с помощью теории вероятности. В XVIII в. демонология сохраняется только как пережиток. Конечно, попытки установить связи с князем тьмы не прекратились, но они все более приобретали характер причуды и моды на оккультизм. Когда еще в начале XVin в. маршал Ришелье, будучи послом при императоре в Вене, решил заодно аккредитоваться и при императоре преисподней, в Париже это породило только несмешливые куплеты[294].

Ришелье, посол наш в Вене, К черту обратил свой взор И смиренно преклонил колени, Чтоб вступить с ним в договор. Недурно все дела с тех пор Улаживает сей сеньор.

Когда патрон — владыка ада, Бояться за успех не надо.

Правда, и в XVni столетии передовая идеология Просвещения не воспрепятствовала подъему интересов к астрологии, алхимии, магии. Но этот интерес уже не находил прямого выхода в сферу политической жизни. Развитие классовой борьбы и общественной мысли проходило без сковывающих цут религиозной оболочки. Секуляризация общества, идейной борьбы привела к исчезновению импульсов к «охоте на ведьм», которая перестала быть эффективным средством достижения политических целей.

В конечном счете ведовские процессы XVI–XVII вв. — это следствие политических условий и идеологических форм, которые порождались в ту эпоху противоборством между феодальным и идущим ему на смену буржуазным строем. Они исчезли вместе с исчезновением этих условий и форм борьбы. «В то самое время, — писал Маркс, — когда англичане перестали сжигать на кострах ведьм, они начали вешать подделывателей банкнот»[295].

…В 1749 г. в Вюрцбурге была сожжена монахиня Мария Рената по обвинению в колдовстве. В 1775 г. в Польше было повешено 9 ведьм. А в последний раз сожгли в Европе «ведьму» по судебному приговору через десять лет — в 1785 г., в Швейцарии[296]. Однако и после этого немалое число женщин, подозреваемых в занятии черной магией, стали жертвами самосуда в различных странах.

Но ведовские процессы не принадлежат только истории. М. Мэррей призывала доверять показаниям обвиняемых на ведовских процессах. А нидерландский теолог Ван Дам в 1975 г. в книге «О роли демонов в истории и современности» объявил, что ведовское безумие и ведовские процессы были изобретением… дьявола, «победой сатаны над западноевропейским духом». (Разве не ясно, что князь тьмы никогда не позволил бы, чтобы судили его подлинных слуг?) Чувство стыда за эти процессы побудило общество, по мнению Ван Дама, впасть в рационализм, в отрицание существования дьявола и демонов. Это позволило сатане одержать «вторую победу над европейским духом…»[297]. Надо признать, что такая «победа» была весьма неполной и в Западной Европе, и в США, где, по данным Института Харриса, занимающегося изучением общественного мнения, 53 % опрошенных американцев убеждены в существовании дьявола[298]. И в наши дни в ряде сельских районов Франции местные жители, как свидетельствует известный историк Е. Ле Ру а Лядюри в монографии «Крестьяне Лангедока» (1966 г.), сохраняют веру в бесовский шабаш.

Что же касается позиции католической церкви, то Ватикан решительно отверг попытки либеральных теологов как-то смягчить колорит рассказов о происках князя тьмы. 15 ноября 1972 г. папа Павел VI заявил, что сатана — «это живое духовное существо, которое развращает и само развращено; это ужасающая, страшная, но таинственная и вызывающая страх реальность»[299]. Такие слова вполне могли быть произнесены в самый разгар «охоты на ведьм», четыреста лет тому назад.

СТАРЫЙ РЕЖИМ

Плоды просвещения абсолютизма

С XVIII в. берет начало история современной политической полиции. Хотя в предшествующих главах этой книги уже рассказывалось, например, о полиции Генриха VIII, Елизаветы I или кардинала Ришелье, однако это была скорее сеть тайных лазутчиков, разведка и контрразведка, действия которой были направлены главным образом против определенных групп противников правительства — интригующих придворных или недовольных феодальных магнатов, священников непризнанных вероисповеданий. или агентов иностранных держав. Все остальное оставлялось преимущественно на усмотрение городских и провинциальных властей. Разведчик появился на столетия раньше, чем детектив. В случае надобности органы юстиции, призванные карать за уголовные преступления, превращались в орудия расправы с политическими противниками.

Лондонская Ньюгейт, бывшая столетиями особо надежной тюрьмой преимущественно для уголовных преступников, в первой половине XVI в. стала заполняться политическими арестантами, главным образом лицами, несогласными с религиозной политикой правительства. Смена монархов и государственной религии отнюдь не всегда влекла за собой замену тюремной администрации, просто избиравшей новые объекты для своих насилий и вымогательств.[300]

Унаследованное от времен феодальной раздробленности и лишь контролируемое в определенной степени представителями центрального правительства хаотическое нагромождение старинных органов власти на местах с перекрещивающимися полномочиями и функциями, руководствующихся пестрыми локальными обычаями, конечно, ограничивало их эффективность как составных частей полицейской машины абсолютистского и раннебуржуазного государства. Лишь в XVIII в. абсолютные монархии на том этапе своего развития, который получил название просвещенного абсолютизма, создают централизованный административный аппарат, неотъемлемой частью которого становится полиция вообще и политическая полиция в особенности. Раннебуржуазное государство в Англии в этом отношении отставало от континентальных монархий. Английская буржуазия с целью гарантировать себя от попыток реставрации абсолютизма предпочла пойти не путем расширения полномочий центрального правительства, а путем наполнения новым, чисто буржуазным содержанием, приспособления к своим нуждам старых органов местного самоуправления. Полиция в континентальной Европе при самом своем возникновении отразила стремление абсолютной монархии установить всесторонний контроль, опеку над всеми своими подданными[301].

Строго говоря, полиции уголовная и политическая не были отделены друг от друга. Почин был сделан во Франции. В Париже, насчитывавшем в шестидесятые годы XVII в. примерно полмиллиона жителей, по словам известного писателя и критика Буало, по вечерам «воры сразу овладевали городом. По сравнению с Парижем самый дикий и пустынный лес казался безопасным местом» [302]. Пост генерал-лейтенанта полиции был создан в 1667 г. Людовик XIV назначил на этот пост Николя де ля Рейни, выходца из низов «дворянства мантии», незнакомого широким кругам населения. Он быстро стал одним из важных лиц в государстве. Его влияние покоилось не только на созданном им полицейском аппарате, но и на широте полномочий, границы которых были слабо очерчены[303]. Любознательность и отеческая забота просвещенных абсолютистских правительств о своих подопечных, стремление быть осведомленными о всех сторонах их жизни, казалось, не знали границ и с годами все возрастали. При Людовике XV даже содержательницы домов терпимости должны были ежедневно передавать в полицию списки и различные сведения о своих клиентах. Особое внимание уделялось при этом придворным, духовным