Книга Тетрадь с гоблинами - Дмитрий Перцов

говорится, излишняя самоуверенность – она как кофе-машина…

Рахт не сразу придумал, чем закончить свою метафору, и исполнил танго лицом. Я бы закончил так: “Излишняя самоуверенность – как кофе-машина: школьнику не нужна”. Но Рахт придумал по-другому:

– …в ней каши не сваришь.

– Что теперь? – спросил я.

– Теперь… – Рахт побарабанил пальцами по своему колену. – А теперь, Дима, тебе придется сделать выбор. Непростой выбор.

– Какой?

– Как называется Минувший, которого ты обезвредил? Ребята сказали, тебе каким-то образом удалось узнать его имя…

– Фелишок.

– Фелишок! А теперь представь, что подобных Минувших, только этого – несколько десятков. А то и сотен, или даже тысяч. Двух ты обезвредишь, третьего и четвертого обезвредят другие гении. А как быть с остальными? Люди будут пропадать и погибать. И все – из-за Шара. Я уж молчу о маньяках и садистах, в которых откроются таланты Ригори…

– Что вы предлагаете?

– Ты – Любимец Шара. Последний человек, который мог сказать о себе то же самое, спас Орвандию от гибели. Он избавил нас, все человечество, от опасности, которую несет в себе горящий Шар. Это было тысячи лет назад.

Меня кольнула ревность. Еще один Любимец Шара? Как это так?

– И что он сделал? – аккуратно спросил я.

Рахт отвернулся, что-то прошептал тихо-тихо, почти неслышно. Затем посмотрел на меня, опустил подбородок, и сказал:

– Он погасил Шар, – затем высморкался и добавил: – Это же я предлагаю сделать тебе. И за это – я награжу тебя всеми благами, о которых мы говорили с тобой вчера.

* * *

Я зашел в магазин, взял холодный чай, M&M’s и «Вэгон Вилс» с джемовой прослойкой. Подумал, что надо купить папе апельсинов, но решил сделать это завтра: посвежее будут. Очередь на кассу двигалась медленно, кассир пробивал каждую жвачку по пять секунд. Передо мной стоял студент с длинным носом. Он дергался, то и дело всех поторапливая, как будто экзамен вот-вот, хотя какой экзамен в десять вечера?

Я не удержался и спросил:

– Опаздываете?

– А тебе какое дело, школота?

– Просто.

– Вот и стой просто.

– А как вы думаете, магия нужна?

– Слышь, овощ, ну-ка отвали.

– И вовсе не надо хамить мальчишке, – заступилась за меня женщина в желтом платье.

– А тебя я вообще не спрашиваю.

– Ты чего это мне “тыкаешь”?

На том и закончилось – без драк и ссор, студент просто ушел, и это не притча с моралью. Я таким образом отвлекал себя. Вернее, пытался отвлечься от мысли, сверлившей мозг. Может, к чертовой матери все эти спасения Орвандии, когда на кону жизнь и судьба близких людей?

Разговор с Рахтом, а точнее – его “предложение”, повергло меня в шок. Хотелось, чтобы кто-то умный сказал: Шар не несет никакой опасности. Глупости, которые выдумал Рахт, не имеют отношения к реальности.

Я отказывался верить, что Шар – зло. Шар не может быть злом, Шар – это родня, мой брат, мой прадед, мое второе Я.

А может, Шар – это источник разрушения?

Мрачный, задумчивый, брел я куда глаза глядят, неся клетку с птицем и сжимая в широком кармане уже растаявшие бисквиты и бутылку чая.

– Я подумаю над вашим предложением, – сказал я Рахту перед тем, как покинуть и его, и собор с Фелишок.

– Подумай, Дима.

– Но при одном условии. Птица я заберу с собой. Выпущу его на свободу, а если вы поймаете его однажды, тоже отпустите.

– Твоя взяла. Однако надеюсь, ты согласишься на мое предложение, и тогда нам не придется его ловить. Минувшие исчезнут навсегда, и планета снова станет безопасным местом для человека.

Бессмысленные блуждания привели меня на узкую парковую аллею недалеко от улицы Росс. Здесь, среди берез и дубов, людей не было. Кроме, разве что, парочки, облизывающей друг другу лица. Я сел на скамейку, распечатал бисквиты и откусил от одного половину. Моя гортань нуждалась в глотке холодного чая.

Воздух сгущался – я чувствовал это. И постепенно, соглашаясь с Рахтом, осознавал, к чему может привести активность Шара. К ужасам. К разрушению. К смерти. В точности как подгорающий зад Гитлера.

А если взять – и согласиться на его предложение?.. Вам слова Рахта не кажутся логичными? Да, это все клевенько и весело, Шар горит, магия. Но кто сказал, что магия – благо? Почему идеальный мир – обязательно тот, в котором мы не живем? Сова громким “уху” подтвердила мои мысли. Нет, магия – это благо, иначе и быть не может.

А лучше… Да-да, есть идея получше.

Тетрадь. Она даст ответ. Каждый из корфов (они еще ни разу не обманывали) подведет меня к правильному решению. Чтобы это проверить, я открыл Тетрадь, испачкав обложку шоколадом, достал ручку из рюкзака и на странице Грохида впервые решился написать “Бьенфордский Шар”.

Шар, иначе Рэбиоши, суть средоточие животной ненависти человека, материальное воплощение оной. Рэбиоши должно было стать предметом опаски, но не почитания. Шахрэ, мой брат, боле не способен удерживать тварей, кои порождены разрушительной стихией Рэбиоши.

Шахрэ? Я перевернул хрустящую страницу. “Удерживающий чудовищ” корф красовался на развороте в полном одиночестве. Гоблины испарились. Что тут сказать?.. Я надел ньюточки и посмотрел на птица.

– Хочешь полетать?

Птиц дремал и на мои слова отреагировал так: пара перьев шевельнулась, и один глаз приоткрылся. Потом по его тельцу пробежала дрожь, и он повернулся ко мне спиной.

– Ты еще на меня обижаться будешь? А я-то к тебе с сочувствием… Ну-ка вылезай.

Я открыл Рубиновую ловушку, но птиц выходить не торопился. Тогда я протянул руку и прикоснулся к мягким перьям. Птиц повернул голову, как сова, и я его погладил. Он казался мне великолепным существом: добрым и милым, и как, подумал я, было бы здорово иметь такого у себя, вместо кошки или ящерицы.

Потом птиц вылетел из ловушки. Я провожал его взглядом, пока тот не скрылся в густой листве.

Так и сидел я в полном одиночестве. В окружении деревьев; они шумели надо мной, и – кто знает? – что обитает в их глубине: белка ли и скворец или орда загадочных мини-убийц, которые лишь притворяются обитателями нового мира, а по факту – призраки минувших дней, о которых нам следует забыть навсегда?

Сняв ньюточки, я слушал звуки природы, как аудиосказку.

И в один момент звуки исчезли. Кто-то нажал Mute, оставив включенным лишь мое дыхание и, пожалуй, звук нервного скрежета ногтем о ноготь (я не замечал до сих пор, что занимаюсь этим). Фонарь стал гореть ярко-красным вместо оранжевого. Воздух сгустился. По спине побежали мурашки.

На аллее появились гоблины.