Книга Казаки-разбойники - Наталья Николаевна Тимошенко

бросилась на кухню, схватила нож. Кричала, что все равно убьет «существо».

Кремнев снова замолчал, но теперь все и так было понятно. Яна с опаской взглянула на Никиту, пытаясь понять, какое впечатление произвел на него этот рассказ. Может быть, и прав в чем-то был его отец, считая, что Никите не стоит этого знать, может, Яна так и молчала бы всю жизнь, но сейчас она не могла одна решать, что делать с украшениями. Лицо Никиты казалось непроницаемым, будто внутри него не было ни единого чувства, ни единой мысли.

– Почему ты не сказал об этом? – наконец холодно спросил он.

– А зачем? – ответил Андрей Владимирович. – Меня бы все равно отправили в тюрьму, я все равно убийца. Я ведь не защищался, Никита. Я нанес ей четыре ножевых удара, я убил ее. В какой-то момент во мне словно проснулось что-то первобытное, какие-то животные инстинкты. Тогда я думал, что это инстинкт во что бы то ни стало защитить своих детей, но у меня было много времени подумать. И теперь думаю, что, если это было обычное желание крови? Что, если я на самом деле обыкновенный убийца? И я решил, что хотя бы об одном родителе у вас троих должны остаться хорошие воспоминания. Каково было бы тебе знать, что твой отец – убийца, а твоя мать – сумасшедшая, которая хотела убить своего ребенка?

Никита ничего не ответил. Почти целую минуту разглядывал отца, потом скользнул взглядом по Яне и, по-прежнему ничего не говоря, поднялся и поковылял к выходу из комнаты. Яна догнала его уже на улице. Он не собирался уезжать без нее, не убегал от нее, но и не посмотрел, когда она подошла ближе.

– Отдай ему украшения, – только и сказал Никита, когда Яна остановилась в полушаге позади него.

– Нет, – твердо сказала она.

– Ты хотела, чтобы я узнал правду и принял решение потом, – напомнил он, по-прежнему глядя в темноту, прячущую в себе калитку дорогой психиатрической клиники. – Я узнал. И хочу, чтобы ты отдала ему украшения.

– Нет, – повторила Яна. – Их все равно у меня сейчас нет. Ты сейчас поедешь домой, а я к папе, заберу украшения. Завтра утром мы встретимся, и, если ты не поменяешь своего мнения, я отдам их твоему отцу.

Никита наконец обернулся, долго всматривался в ее глаза, будто хотел прочитать в них что-то, а потом спросил:

– Почему?

– Потому что ты слишком долго учился себя контролировать. Проведи одну ночь наедине со своими эмоциями, не таясь от них, а потом я сделаю так, как ты скажешь, – просто ответила Яна.

Эпилог

– А мне ты никогда не готовил вафли на завтрак! – тщательно изображая обиду, заметила Даша, намазывая на свежеиспеченную вафлю толстый слой джема и с хитрецой поглядывая на Никиту.

– Я и Яне их не готовлю, только сделал тесто, – меланхолично заметил тот. – Печет она сама. Ты мне вафли тоже никогда не готовила.

Яна лишь хмыкнула, следя за тем, чтобы вафли не пригорели. Последние несколько часов, с тех самых пор, как Никита вечером попросил ее не уезжать, она переживала, что утром скажет на это Даша. Но младшая сестра Никиты отнеслась к ее появлению на кухне вполне философски. Не сказала ничего, но Яна прочитала на ее лице что-то, схожее с облегчением. А когда они столкнулись в ванной, Даша призналась, что даже рада этому.

– Было бы невыносимо, если бы первой женщиной, оставшейся у Ника на ночь, оказалась какая-нибудь тридцатилетняя стервочка, которая с утра пыталась бы учить меня жизни, – заговорщицким тоном сказала она. – Так что я безумно рада, что это ты. Думаю, мы подружимся.

Яна искренне на это надеялась, хоть, безусловно, и не собиралась проводить здесь каждую ночь. До начала занятий в университете осталось чуть больше месяца, и ей совершенно точно не стоит приезжать на лекции вместе со своим преподавателем. Вот если бы еще папа отнесся к Никите так же хорошо, как Даша к ней. Яна слышала однажды, как он говорил Элизе, что Никита ему нравится, но знала, что папа сказал это лишь потому, что с Никитой они тогда не встречались. Впрочем, ему придется смириться.

На кухне царила достаточно веселая и непринужденная атмосфера, Кремневы подшучивали друг над другом, Даша привычно много болтала, и это не могло не радовать Яну и не отвлекать от грустных мыслей. День предстоял тяжелый, Яну вызвали на очередной допрос, и она всю ночь прокручивала в голове, что говорить. Новый следователь оказался парнем умным, с незакостенелыми мозгами, готовым принимать разные версии, но так много, как Воронов, он не видел, а потому все ему рассказать все равно не получится.

Леша Лосев обещал держать руку на пульсе и готовить Яну к таким допросам. Он пока так и не решился признаться во всем начальству и уйти из полиции. Воронов лежал в коме, и некому было требовать этого. Яна втайне надеялась, что, даже когда следователь придет в себя, он не станет настаивать. Лосев ошибся, но людям нужно давать второй шанс.

Второй шанс Никита дал и отцу. Предлагал забрать того из клиники, но Андрей Владимирович отказался. В клинике за ним был хороший уход, он привык к персоналу и никому не мешал. Яна видела, что Никиту обрадовал такой ответ. Он готов был простить отца и наверняка был благодарен ему за то, что тот избавил Яну от демона, но им обоим еще только предстояло заново выстраивать отношения. Единственное, о чем они договорились, это о том, что Кремнев-старший теперь будет иногда приезжать к детям на ужин. Но даже это казалось Яне огромным шагом вперед. Прощение – дело небыстрое. Не стоит торопить события, но главное все же – успеть. Потому что едва ли у Андрея Владимировича много времени. Он сказал Никите, что знает, куда спрятать украшения так, чтобы их никто не нашел, а сам сможет удержаться от соблазна загадать желание. И после того, как все закончится, едва ли комплект попадет кому-то в руки ближайшие лет сто. Яна понятия не имела, что это за место, но подозревала, что Кремнев знает, о чем говорит. У него было много времени все обдумать.

Призрак Анны и ее пса на дороге больше не появлялся. Останки девушки готовили к отправке в Санкт-Петербург, и Яна поклялась себе однажды навестить ее могилу, когда будет гостить у бабушки с дедушкой. Яна была уверена, что Анна и собака сыграли не последнюю роль в том, что она и Никита спаслись. Виктор Каримов, по заключению эксперта, умер не от Сашиной пули, а от разрыва сонной артерии звериными клыками. И Леше еще предстояло придумать, как объяснить это следователю.

– А можно на завтра заказать круассаны? – продолжала подначивать Даша, уплетая вафли и даже не догадываясь о мыслях Яны.

Ни она, ни Никита ответить не успели: раздался звонок в дверь, заставивший его нервно вздрогнуть, а Яну замереть в испуганном предвкушении. Только Даша приняла звонок как нечто должное.

– Я открою! – заявила она, одновременно запихивая в себя остатки вафли и запивая ее кофе.

– Я, – отозвалась Яна, торопливо направляясь к двери и чувствуя на себе взгляд Никиты.

Она поняла его мысли: по утрам в дверь его квартиры могла позвонить только Лера. И Никита знал, что этого больше никогда не случится. Наверное, в этот момент он уже начал подозревать, что происходит.

Яна открывала дверь медленно, пыталась держать себя в руках, но пальцы все равно мелко подрагивали.

На пороге стоял Илья Вавилин, всклоченный, невыспавшийся, в мятых штанах и футболке. Увидев Яну, он лишь слегка приподнял брови в удивлении, продемонстрировал ей пустую чашку и спросил:

– Не угостите кофейными зернами? У нас закончились, а Лера без кофе по утрам – настоящий монстр! Я ее боюсь. – Илья скорчил смешную рожицу.

– Вавилин, я все слышу! – раздался из глубины квартиры знакомый голос, и Яна почувствовала, как перехватило дыхание.

Лера показалась на пороге, закутанная в длинный махровый халат, будто на дворе стоял декабрь, а не жаркий июль. Увидев Яну, она нахмурилась на мгновение, но тут же постаралась придать лицу бесстрастное выражение. Яна улыбнулась ей, чувствуя, как дрожат теперь уже и губы. За спиной