Книга Сердце двушки - Дмитрий Емец

Когда Родион пытался выяснить у Лехура, надолго ли Штопочка «залипла» в реанимации, Лехур выдавал ему непонятные медицинские ответы, цель которых, как видно, состояла в том, чтобы уклониться от простых и ясных ответов. «Она будет жить?» – «Состояние тяжелое. Пока стабильное». – «Ей лучше?» – «Делаем все, что в наших силах».

Остальных шныров неопределенные ответы Лехура тоже не устраивали, а средние шныры так и вовсе додумались заслать в реанимацию невидимку Даню. Даня отправился в реанимацию на разведку и вернулся вечером:

– Господа! Взаимное встречное почтение всем, кого не видел! Не знаю уж, как ночью, но днем там просто куча народу! Врачи какие-то, медсестры! Ни на ком нет даже бахил! И все туда-сюда шастают! А я стою такой весь невидимый и даже не совсем одетый. Одна на меня налетела – всего чаем облила!

– В реанимации нельзя пить чай! – твердо сказала Лена.

– Можно, если он стерильный. Например, чай со спиртом или кофе с коньяком можно, а чай с малиной нельзя, – предположил Макар.

– Узнал что-то? – спросила Лена.

Даня тревожно покосился на слушающего его Родиона.

– Говори! – жестко сказал Родион.

– Плохо там все, господа… Я доктору через плечо заглянул, у нее в карте целый медицинский роман! Они, конечно, шифруются всеми этими своими кодами и кошмарным почерком, но у меня есть мозг и Интернет… Короче, упрощая до дебилизма: они понятия не имеют, что со Штопочкой делать. – Даня, спохватившись, осекся.

– Ну! Не застревай! – мрачно сказал Родион.

– Там помимо всего прочего еще куски ватника в рану попали. А на ватнике у Штопочки только чумных бактерий и не было. Антибиотики не справляются.

– А Лехур что? – спросил Родион. Он вспомнил, какой слабой и благостной была вчера Штопочка. Такой неузнаваемо благостной, словно уже знала что-то, чего не знал он сам.

– Лехур хирург. Он свою работу сделал, – торопливо сказал Даня. – И потом – никто же не говорит, что все плохо! Современная медицина творит чудеса!

Родиона захлестнули злоба и безнадежность. Он старается, он что-то делает, он барахтается, а все бессмысленно. С ситуацией не справляется. Двушка не помогает, а ведь почти наверняка где-то есть закладка, которая смогла бы помочь Штопочке!

Чувство, что он не справляется с ситуацией, для мужчины самое мучительное. Ты дергаешься, ты бьешься – а в упряжи вместе с тобой дохлые лошади! Если бы они тянули, если бы хоть немного переставляли ноги! Но жизнь – это как малярийный госпиталь где-нибудь в жарких широтах. Один шевелится и носит воду. Другие все лежат в лежку и бредят. Потом и этот падает, и начинает шевелиться уже какой-нибудь другой, потому что воду все же носить надо.

Был уже вечер. Родион мог отправляться к Штопочке и сидеть у нее всю ночь. Если надо – просто смотреть, как она спит. Если не спит – рассказывать ей что-то, как вчера ночью. Но у него не было сейчас никаких сил. Вместо любви его наполняла ненависть. Он обнаружил вдруг, что ненавидит на свете три вещи: Гая, Делибаша и ШНыр. ШНыр, Делибаша и Гая. Причем он даже не мог определить, что из трех ненавидит сильнее.

* * *

Опасаясь возвращения берсерков, Рина с Сашкой перепрятали гиелят в одно из заброшенных помещений игольного завода. Окна заложили мешками с песком, приготовили арбалеты с запасом болтов. Два небольших строения во дворе оставили намеренно незащищенными, будто о них забыли. Туда, по мнению Сашки, ведьмари полезут в первую очередь. Скорее всего, ночью или на рассвете. Ну а внутри их будут ждать ловушки, устроенные лично Улом. Ул, прежде вполне добродушный, теперь мстил за Илью, которому Гай подселил личинку.

Если бы Сашке предложили выбирать: попасть в ловушку Ула или атаковать игольный завод в лоб – он выбрал бы второй вариант. Существовала, например, такая милая ловушка, называлась «попрыгунчик». Выглядела как цепочка шариков из тополиного пуха, помещавшаяся на подоконнике. На деле же этот «попрыгунчик» приклеился бы ко всякому влезшему в окно берсерку, после чего прыгал бы, ускоряясь, вместе с ним со скоростью примерно сто метров в секунду. Внутри бетонного строения, разумеется.

Характер у Хюльды, и без того не идеальный, испортился. Пришлось запереть ее в отдельной комнате, заложив двери в нее мешками. От удара обухом топора Хюльда оглохла на одно ухо, и когда кто-то входил, смешно кренила голову на сторону. Рина надеялась, что со временем слух восстановится, но пока что к Хюльде лучше не соваться. Хорошо, что щенков не бросила кормить. Возится с ними с утра до вечера.

Рина временно переселилась на игольный завод вместе со всем своим имуществом – ноутбуком, спальным мешком, рюкзачком с вещами и живым деревом.

– Кошмар! – сказала она Сашке. – Вот и все мое приданое! Но главное, мне ничего из этого не жалко! Я не прирастаю к предметам!

– Скажи пароль от ноута и дерево дай поиграть! – мгновенно предложил Сашка.

Рина смутилась и запыхтела.

– Это мой ноут! А дерево с тобой играть не хочет! И вообще это не дерево! Это Фомка! – заявила она.

– Ага! И не ноутбук, а Сергей Сергеич! Ладно, все, проехали! – в тон ей ответил Сашка.

До полуночи Рина бродила по этажам игольного завода с арбалетом. Выглядывала в промежутки между мешками, но ровным счетом ничего подозрительного не замечала. Вдали полоской светлел забор, и бетонные плиты лежали пятнами, чем-то похожие на шахматные клетки. Рине казалось, что по двору могла бы прокрасться целая дивизия – и никто бы ничего не заметил. В небе над игольным заводом носился Гавр. Когда он попадал в пятно луны, становился похож на огромную летучую мышь.

Сашка проснулся, взял муки, воды, немного постного масла, смешал и стал поджаривать в пустой консервной банке над свечкой.

– Вот, лепешки хочу нам сделать! – сказал он Рине.

Подобные рецепты никого в ШНыре давно не удивляли. Существовали даже шпательные блинчики, которые поджаривали на листе кровельного железа и отковыривали строительным шпателем.

По вкусу Сашкины лепешки напоминали подгоревшее тесто, однако Рина замычала якобы от счастья, стараясь не убить в Сашке веру в себя и любовь к домашнему хозяйству. Сама она им все равно заниматься не собиралась. Сашка взял арбалет и ушел обходить этажи игольного завода.

Рина открыла ноутбук и решила немного поработать. Ноутбук включился не с первой попытки. Он издавал жалобные стоны, выл вентилятором, и батарея у него оказалась почти разряженной. Должно быть, бедняга тоже замерз. Рина все-таки засела за текст, но текст, недавно такой любимый, показался ей очень слабым. Герои картонные, разговоры не по делу, кто куда идет и откуда пришел – непонятно. Рина испугалась и решила проверить, не дрянь ли дрессировка Гавра, которой она вчера так увлеченно занималась. Подумала и поняла, что и дрессировка дрянь, и Гавр так себе, и гепард, если задуматься, ничего особенного.

Буржуйка дымила. Скормленные ей мокрые доски ужасно воняли. Рина подумала, что и буржуйка дрянь, и Сашка тоже, если задуматься, не идеал. Все происходило не так, как она хотела, не в те сроки, не по тем правилам… Все, все не так! И тогда Рина успокоенно встала, вздохнула и забралась в спальник. Потому что, когда все кажется тебе дрянью, сон – единственный способ пережить это состояние. А утром она опять проснется и обнаружит, что все не так уж плохо. Просто человек, увы, существо физиологическое, и какой-нибудь уровень кровяного давления или временная вялость могут все испортить. Главное в этот момент – не делать никаких выводов и не пороть горячку.