Книга Сила Воли - Юрий Иванович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Анастасия плакала.
Тогда как Киллайд интенсивно соображал, где найти должные краски, кисти и как можно скорей зарисовать опасною картину:
«Может у художника Квятковского одолжить?.. Нет! Он сразу поймёт. Обидится?.. Или потребует картину обратно?.. Придётся искать магазин и покупать… Или лучше вообще порезать полотно, поломать раму и сжечь всё это в печи?.. Если следовать целесообразности и разумным веяниям безопасности, то так и надо поступить. Только вот такое произведение искусства — невероятно ценное по всем параметрам. Вдруг как его удастся сберечь для благодарных потомков?.. Если они ещё сумеют понять и отблагодарить… Потомки, они такие…»
В тот же день он купил всё, что требовалось, и первым делом скрыл «Арест коммуниста» под слоем специальной грунтовки. А уже в последующие дни, не спеша, стал творить нечто особенное от себя. Долго творил, в общей сложности больше месяца. При этом с первого дня взяв слово с Анастасии, что она не станет подсматривать до самого окончания работы. Причём гипноз для этого употреблять не подумал, уговаривал обычным общением. Зато чего это ему стоило! Чуть до слёз свою юную жену не довёл.
Согласилась она только после конкретного пояснения и обещания:
— Ягодка, не сердись, так надо. Рисовать буду тебя, так что ты первая и оценишь данное произведение в итоге. Если оно у меня получится…
«Ягодка» согласилась, слово своё держала. Но одни только её жалостливые взгляды и горестные вздохи порой выматывали начинающего художника до смерти. Он неоднократно пожалел о своём запрете, и хорошо еще, что недовольство юной женщины никак не отражалось на сексуальных отношениях в семье. О них, и сопровождающих их эмоциях, только и следовало, что говорить в экзальтированном тоне.
И если обобщить их нынешнее существование в два коротких слова, то жили они очень хорошо. Жаль, что время и место их проживания не способствовало позитивной стабильности.
К концу ноября стали проявляться разные проблемы, всё больше и больше озадачивающие Киллайда. И самая главная проблема: слишком медленное возрождение его способностей и умений мемохарба.
Конечно, процесс не стоял на месте, кое-какие направления улучшались, проявились иные, ранее не ощущавшиеся. Например, стало совершенствоваться зрение, давая возможность видеть в полной темноте. Проявились способности малого исцеления. Через тактильные прикосновения стала налаживаться, точнее — просыпаться, диагностика. Как-то рывком возрос объем оперативной памяти, позволяющей постепенно разрабатывать второй, отдельный поток сознания. Пусть медленно, но неуклонно нарастала физическая сила. Почти незаметно, но увеличивалась скорость реакции. Удалось создать первую искорку, детонирующего свойства. Теперь следовало её усилить и нарастить дальность воздействия.
Совсем хорошо обстояло дело с гипнозом. Теперь пьетри уже мог с расстояния чуть больше метра, при относительном покое подопытного землянина, воздействовать на него. Понятно, что это воздействие не всегда и не на всех распространялось в одинаковой мере. Ведь многие люди обладали врожденной или приобретённой сопротивляемостью к любому гипнозу. Те же пакри, к примеру. Иначе говоря, разумные существа имеющие от природы блокировку против гипноза и против вселения в них. Правда, в самом Иркутске пакри практически не встречались, но всегда следовало учитывать их существование в природе.
Зато в общении с простыми людьми, гипнотическое воздействие кардинально облегчало общение и решало многие проблемы.
А вот в плане основной сути мемохарба, его умения перемещаться сознанием в любое выбранное тело, беря то под полный контроль, а потом возвращаться при желании обратно, ничего не прорисовывалось. Мало того, все просмотренные материалы в виде статей, очерков, научных доктрин и даже полученные в доверительных разговорах со специалистами данные, категорически утверждали: такое перемещение невозможно.
То есть уже смело можно было подводить первый, пусть не окончательный итог: гигантская сокровищница знаний мединститута, оказалась бесполезна для мемохарба. Ничего ценного для себя и практически важного он там не нашёл. Разве что некие косвенные ссылки и упоминания, трактующиеся в тех же источниках, как несусветная дикость, религиозный дурман и банальное шарлатанство. К этим ссылкам относились легенды, сказки, слухи и недостоверные россказни про сумасшедших монахов, или шаманов, впавших в маразм своего наркотического бреда. Мол, только у них (где-то там, в отсталых от веяний времени странах) существуют заблуждения, что душа умершего человека может вселяться в иное тело или в иную живую сущность. Социалистический материализм такой абсурд отвергает раз и навсегда.
Но так как Киллайд социалистом не был, а в коммунизм не верил, то постепенно начал поиск в ином направлении. Ему стали интересны все упоминания про разные монастыри Тибета, история индуизма целиком, тантрические системы совершенствования воли, духовные практики Востока вообще, и некие методики выхода в астрал в частности.
Во всех этих вопросах, к счастью, оказал невероятную помощь всё тот же профессор Эрдэр. Будучи сам известным путешественником, человеком с невероятно широкими познаниями и разнообразными увлечениями, он ещё и других таких же увлечённых коллег знал непомерное множество. Даже в Иркутске таковых хватало. И с многими из них Корней Савович охотно знакомил молодую супружескую пару, ставшую для него чуть ли не близкими и родными. Он чуть ли не ежедневно приглашал к себе домой то одного, то сразу несколько гостей, где устраивал скромные чаепития, скрашивающиеся сочными рассказами про иные страны, озвучиванием легенд и прояснением той или иной духовной составляющей. Участвующему в этих встречах Киллайду только и оставалось, что грамотными вопросами и своевременными междометиями направлять разговор в нужное русло. Ну и свои умения гипноза он не стеснялся применить, чего уж там деликатничать. Потому что некоторые откровения, выводы и домыслы, осторожные собеседники старались обычно оставить при себе.
В общем, появилось новое направление познавательной деятельности, которое могло принести пользу и над которым следовало работать. В возможной перспективе, именно туда придётся направить все силы, средства и время.
Попутно для Александра хватало дел и в окружающей действительности, так сказать — в быту и прозаике суровой действительности. Вначале, потратив на это больше месяца (по часу в день), он завершил картину, созданную впервые в обеих своих жизнях. Сама демонстрация работы, превратилась в некий особенный, эмоциональный праздник для молодой пары. Если не сказать, что шоу. Шульга купил бутылку хорошего белого вина, сготовил к приходу супруги запеченную в сметанном соусе рыбу, сделал несколько салатиков и украсил стол витыми свечами. Получилось шикарно и таинственно. Встретил Настю, усадил за стол и угостил для начала толикой вина. Затем заставил хорошо поесть и только потом, под звук льющегося из патефона танго, снял покрывало с картины.
Несколько минут Бельских сидела на месте, в некотором шоке рассматривая произведение искусства издалека. Потом встала, и принялась анализировать детали, чуть не уткнувшись в них носом. На это у неё ушло гораздо больше времени. Причём она при этом не молчала, комментируя всё рассмотренное в своей непосредственной, восторженной, экспрессивной манере: