Книга Красный дождь - Лаврентий Чекан

– Да?! – проговорил он.

Около минуты он слушал доклад Дремина.

– Да, очень жаль, – ответил он на сообщение о том, что последнюю жертву спасти не удалось. – Слушай, я тебе перезвоню.

Он отключился, убрал телефон и двинулся дальше. Пахло мазутом, гарью, кошачьей мочой и птичьим дерьмом. И крысами. Знакомый запах мертвой гниющей плоти, к которому Самсонов никак не мог привыкнуть.

Самсонов сделал еще один шаг и заметил впереди на высоте около полутора метров небольшой просвет. Маленький жокей вполне мог выбраться через него на крышу. Старший лейтенант двинулся туда, осторожно ставя ноги, чтобы ни обо что не споткнуться.

И тут его бок что-то обожгло!

Он отпрыгнул влево, одновременно разворачиваясь. Указательный палец спустил курок, и часть помещения на миг осветилась, выхватив из темноты убегающую фигуру. Самсонов выстрелил еще раз, но, похоже, промахнулся. Со стуком распахнулась дверь, и Меркальский выскочил из подсобки. Самсонов, проклиная все на свете, кинулся следом. На ходу он прижал ладонь к тому месту, где обожгло, и, выбравшись наружу, увидел на ладони кровь: похоже, Меркальский полоснул его ножом.

Жокей улепетывал, перепрыгивая сразу через три ступеньки. Самсонов встал на верхней площадке и прицелился. С такого расстояния он мог легко подстрелить Меркальского: его спина была отличной мишенью. Но полицейский хотел видеть убийцу на скамье подсудимых, а затем за решеткой.

Когда Меркальский совершал очередной кульбит, Самсонов выстрелил. Пуля не задела жокея, но попала в трубу справа от него. Искры и куски ржавчины брызнули Меркальскому в лицо как раз тогда, когда он собирался сигануть еще через несколько ступенек. Вскрикнув, жокей дернулся, споткнулся и кубарем полетел с лестницы. Самсонов бросился вниз.

Он настиг Меркальского, когда тот пытался подняться, и с разбега ударил его носком ботинка в бок, почувствовав, как прогнулись сломанные ребра. Жокей заорал от боли и рухнул, распластавшись на железном полу. Самсонов заломил ему руку и не торопясь убрал в кобуру пистолет. Затем достал наручники и сковал Меркальского по всей форме. Поднявшись, он отдышался и осмотрел рану. Она была не слишком глубокой, но зашивать придется. Самсонов наклонился и перевернул Меркальского на спину. Поймал устремленный на себя взгляд, полный ненависти и страха.

– Я бы тебя прикончил! – проговорил Меркальский дрогнувшим голосом. – Если бы не темнота!

– Да, со связанными женщинами у тебя лучше получалось, – ответил Самсонов. Он быстро обыскал жокея и достал у него из-за пояса окровавленный нож. Аккуратно положил его на пол, чтобы не стереть отпечатки.

– Корчакову вы не спасли! – проговорил Меркальский, извиваясь на спине. Судя по безвольной ноге, он ее сломал во время падения.

Самсонов всем своим весом наступил ему на колено и достал мобильник. Разговаривать с Коровиным пришлось под истошные вопли жокея и ритмичные удары станков.

Эпилог

Ливень снова заливал город. В нескольких районах было наводнение, люди ходили в воде по щиколотку. Самсонов стоял у окна и наблюдал за тем, как подсвеченный красной неоновой вывеской дождь пытается проделать дыру в асфальте. Мелькнул человек в дождевике, и полицейский невольно вздрогнул.

Самсонов недавно прочитал дело Меркальского, вернее Саши Рожкова, попавшего в приют после смерти родителей. Ему было четыре года, когда отец и мать в очередной раз поссорились. Только в тот день дело осложнилось дракой, и мать, дородная женщина, весившая килограммов на десять больше мужа, толкнула его так, что тот выпал из окна двенадцатого этажа и напоролся на ветки росшего во дворе дерева. Они пробили его насквозь, смерть была мгновенной.

Жена пыталась схватить его, когда он начал падать, но только порезалась о торчавшие из рамы стекла. Рана оказалась глубокой – осколок вскрыл брюшную полость, но женщина, видимо из-за шока, этого не поняла и решила смыть кровь в ванной. Она отправилась туда и пустила воду, но потеряла сознание и упала в ванну, заткнув сливное отверстие своим телом.

Все это Саша Рожков наблюдал из первого ряда. Когда прибыла полиция, мальчика обнаружили сидящим за столом и играющим в кораблики. Он был в шоке, ни на что не реагировал и, казалось, полностью ушел в себя.

Все это нашлось в архиве. Поленов лично откопал старое дело и принес Самсонову. Полицейский прочитал его за полчаса – оба супруга были мертвы, и судить было некого, так что все материалы быстро отправились на полку. Но остался ребенок, по словам соседей, обожавший отца и побаивавшийся матери. Кажется, время от времени она поколачивала его ремнем, несмотря на возраст. Мальчик видел вспоротый живот, вывалившиеся из него внутренности, растекающуюся кровь и распятого на дереве отца, насквозь пробитого ветками. И его страх перед матерью сменился ненавистью – чувством, которому раньше он не осмеливался дать волю. Наверное, она стала для него чудовищем, отобравшим отца. Хуже того, из-за нее он оказался в приюте. И когда появился человек, вернувший его в мир, давший ему то, чего он был лишен, Саша решил, что судьба дала ему нового отца. Как он относился к своей новой матери, неизвестно, но Меркальского он боготворил. Поэтому, когда тот стал инвалидом, когда его унизили, превратив в скопца, старая ненависть всплыла со дна подсознания и отравила его душу и разум.

Самсонов вспомнил, как вошел в квартиру Нестеровой – уже после того, как они с Коровиным погрузили Меркальского в машину, посадив его рядом с Вересковой. Коровин довез Самсонова до дома последней жертвы и высадил, а сам поехал в управление, чтобы передать с рук на руки убийцу и учительницу физкультуры. Меркальский вначале требовал, чтобы его отвезли в больницу, но никто ему не отвечал, и в конце концов он умолк.

Самсонов поднялся в квартиру. Он не торопился: теперь было некуда. Можно было спокойно осмотреть место преступления, прежде чем вызвать Полтавина с командой криминалистов.

Жокей успел убить женщину. Он действовал быстро – примерно в том же стиле, что и с Иртемьевым. Сначала ударил ее в живот и рассек брюшную полость вертикальным надрезом, чтобы выпустить кишки. Потом вырезал гениталии и завершил свой «подвиг» ударом в сердце. Хотя едва ли Нестерова была еще жива.

Вся комната была залита кровью, особенно Самсонову почему-то запомнился стеклянный журнальный столик, покрытый красными разводами. Половые органы убийца расположил на нем, наверное стараясь придать им, как ему казалось, живописный вид. И это притом, что Меркальский торопился, ведь ему нужно было найти и убить еще трех женщин. Нестерову он оставил посреди комнаты, лежащей на ковре. Глядя на ее труп, Самсонов решил, что главной составляющей для Меркальского было уродование женских половых органов – от этого он не мог отказаться, даже когда время поджимало.

Полицейский вспомнил об этом, но тут же постарался переключиться: нельзя позволять воспоминаниям замещать настоящее.

Минут десять назад ему позвонил Поленов. Ляпина и Верескова не признались в нападении на Меркальского, а улик против них не было, так что их пришлось отпустить.