Книга Миг - и нет меня - Эдриан Маккинти

Рисовые поля в пойме реки, обрушенная каменная стена, за которой можно кое-как укрыться от ветра. Натужный кашель и прерывистые удары сердца. Веки тяжелеют и опускаются сами собой; усилием воли я открываю глаза, но в них уже поселился сон. Трава готовит мне постель.

Реки вспучились от дождя, ветер и дождь шумят так, что я окончательно теряюсь. Деревья кажутся теперь едва ли (если не окончательно) мертвыми: они превратились в камень, в ископаемые останки. Рядом с ними остро и сильно пахнет шалфеем. Этого достаточно, чтобы разбудить воспоминание о джунглях и желание вновь оказаться под пологом леса. Но лес еще будет. Я его еще увижу.

Шаг. Еще шаг. Машинально ставлю одну ногу впереди другой и иду. Боли больше нет. Она исчезла, потому что человеческое существо просто не создано для того, чтобы чувствовать боль такой силы и такой глубины. Оказывается, это просто: перейти на иной уровень бытия и избавиться от боли и мук голода. Это так просто — подняться над повседневностью и стремительно нестись куда-то на спокойной щепочке.

Так движется тень. Призрак.

Сколько дней прошло?

Неделя? Меньше?

Живой скелет, бесплотный дух плавно скользит по поверхности.

Холм. Река. Место, где были люди. Доказательство тому — мертвое дерево телеграфных столбов. Древние сосновые бревна, почерневшие от времени и источенные ветром и дождями. На столбах — номера и какие-то знаки, а может — это просто глубокие трещины, оставленные холодом и жарой.

Но ни на проводах, ни на самих столбах нет птиц. Все живое исчезло, уцелели только растения, да и то самые примитивные: шалфей, трава, низкорослый кустарник, голубые лишайники и черные мхи, которые тонким слоем покрывают твердую, бесплодную землю и камень скал.

Где же сострадательные звезды? Куда девались поколения людей? Что случилось с их дружелюбными спутниками — лошадьми и коровами? Неужто ураган напугал их и они в панике покинули ковчег, оставив после себя только шум и следы?

Косогоры, холмистые долины — одна за другой…

Кустарники, которые в конце концов уступают место высокой траве.

Затопленные поля и повсюду в грязи — следы животных, пробиравшихся куда-то к возвышенностям. Затоптанное на корню кукурузное поле. Маис. Картофельная делянка. Выкапываю голубовато-белые клубни.

Вокруг по-прежнему ночь. Вечная ночь. Не видно ни луны, ни Ориона и вообще ничего. А может быть, я уже и не на Земле? Может быть, я оказался в каком-то другом, новом мире, рожденном из чрева бушующего океана? Вот возможные ответы на невероятные вопросы.

Еще день проходит. Горизонт съеживается, придвигается еще ближе, и я различаю впереди пальмы. Еще немного, и передо мною непроходимой стеной встает лес. Густой, переплетенный лианами, он едва выдерживает удары ветра и дождя. Деревья шепчутся друг с другом на языке, который не способен понять ни один человек. Они говорят о дожде, о бурой вулканической почве между своими похожими на скрюченные пальцы корнями, о ветре, который проносится сквозь их вершины, ломая молодые ветки и добивая старые.

Я не понимаю всего, но к этому времени я сам в достаточной степени превратился в первобытное существо, чтобы уловить главное — беспокойство и тревогу бледных созданий с тысячью глаз и ушей. Лес становится гуще и мрачнее, но в нем, по крайней мере, можно укрыться от непогоды. В темноте под непроницаемым пологом листвы обитают демоны. Свернувшиеся черными кольцами змеи. Оцелоты, ягуары, обезьяны и твари из детских кошмарных снов. Огромный el tigre, затаившийся в ветвях над головой, порождения фантазии вроде грифона и человека с головой ястреба, гуингнмы и йеху из последней книги о Гулливере.

Рыжеватая вода в лужах, дикие фрукты, бананы. Половина из них ядовиты. Я падаю на колено, и съеденное извергается из меня фонтаном. Несколько глотков относительно чистой воды, сохранившейся в пазухе листа. Потом я поднимаюсь и иду дальше.

Долина, по которой я шагаю, представляет собой оплывший, почти исчезнувший кратер в две сотни миль шириной. Это след от удара метеорита, упавшего на полуостров Юкатан шестьдесят пять миллионов лет назад. Мощность того давнего взрыва во много раз превышала возможности самых совершенных ядерных устройств, созданных изощренным человеческим умом. Миллионы тонн пыли и пепла были выброшены в атмосферу; они на многие месяцы закрыли солнце и навсегда изменили климат Земли. Большой взрыв уничтожил не только динозавров; вместе с ними исчезли добрых две трети прочих живых существ, населявших нашу Землю. Но, как говорится, нет худа без добра: космическая катастрофа освободила место для небольших лемуроподобных млекопитающих, многомиллионолетняя эволюция которых привела к моему появлению.

Ослабевший и больной, я иду по дну кратера. Мои раны не заживают, под бледной кожей начинают селиться колонии каких-то живых существ. Я хромаю. Ногти на пальцах ног выпали. Шаг, еще шаг… Я брежу на ходу, и в конце концов мне приходит в голову, что я, вероятно, уже умер. Умер и попал в ад. Все, что происходит со мной сейчас и что произойдет в будущем, — только плод моего воображения, выдумка, странная фантазия. Обязательный ритуал, сопровождающий переход из одного мира в другой. На самом деле я никуда не иду. На самом деле я, смертельно раненный, повис на колючей проволоке или сошел с ума и сижу в своей камере в тюрьме.

От этих мыслей мне становится не по себе, и я пытаюсь, как раньше, сбежать в соседнюю вселенную, перебраться на высший уровень бытия, но у меня ничего не получается. Окружающая действительность кажется единственно возможной. Что ж, придется пользоваться тем, что есть.

Моя кожа похожа на мешок, натянутый на кости скелета. Клочьями выпадают волосы. Остатки одежды покрыты засохшей коркой из крови и грязи. Я — юродивый. Одержимый. Во мне — Сам Господь. Я — святой Антоний в кишащей бесами пустыне. Я — Диоген, которого забросали грязью афиняне. Я — Будда. Я — голый джайнистский монах с метлой, подметающий перед собой дорогу, чтобы ненароком не раздавить какое-нибудь живое существо. Я свят, и мне открыто будущее. Я его вижу. Мои видения предельно сжаты, лишены подробностей и просты. Их непреложная истинность очищает меня словно кислота. Я вижу себя. Я выздоровел. Я окреп и научился терпению. Я выжидал, оставаясь в городе. Никто не знает, что я здесь, но я здесь. Я наблюдал. Следил. И я готов. Заткнув за пояс добытый пистолет, я сажусь в поезд подземки. Доезжаю до места. Пробираюсь в дом. Нейтрализую охранников и телохранителей. И вот я в его рабочем кабинете. Он просит не убивать его, сбивчиво объясняет, как все получилось. Он говорит, что не знал, что кто-то погибнет. Но мне не хочется слушать его объяснения, они мне не нужны. Мне хочется только одного — нажать на спусковой крючок, повернуться и уйти. Что я и делаю. Я ухожу, и на этом все заканчивается. Все, что происходит потом (если вообще происходит), к делу не относится. Круг замыкается, будущее соединяется с настоящим. Недвусмысленная четкость моего видения — вот то, что заставляет мои ноги двигаться, а легкие — дышать. Только это управляет каждой моей мышцей, каждым сухожилием, каждым нервом. Я уже говорил, что сумел отрешиться от боли и голода, и теперь я знаю — почему. Я одержим, и мой разум и моя воля направлены только на одно — на то, чтобы мой договор с будущим не оказался нарушен.