Книга Мориарти. Последняя глава - Джон Гарднер

Харкнесс почувствовал опасность слишком поздно. Он увидел, как пассажир в кэбе выпрямился, поднял с пола дробовик со спиленными для удобства стволами и направил его прямо на юного Артура. Убийца выстрелил от бедра, нажав оба курка, когда кэбы поравнялись. От неожиданно громких выстрелов обе лошади сбились с шагу и попятились.

Артур, видя происходящее, от удивления приподнялся с сиденья. Два заряда свинцовой дроби тут же угодили ему прямо в грудь, дробя ребра, разрывая легкие и сердце. Тело юноши, залитое кровью, отбросило назад. Он успел сделать два мучительных вздоха, вскидывая голову и хватая ртом воздух, как выброшенная на берег рыба.

Дэниел Карбонардо выхватил пистолет и выпустил четыре пули, две в Майку Роуледжа и две в возницу, низкорослого Лени Адлера, пьяницу и бабника, уже два года ишачившего на Беспечного Джека.

И Роуледж, и Адлер получили пули в голову и умерли еще до того, как упали, — первый пытаясь перезарядить дробовик, второй — подхлестнуть лошадей, перешедших на галоп и остановленных позднее полисменом неподалеку от ботанического сада.

Харкнесс, заглянув в кэб, увидел безжизненное тело Артура и сразу сообразил, что следует делать. Он хлестнул старого верного Архи и помчался насколько это было возможно быстро в направлении Ноттинг-Хилла к дому Кэдвенора на Сент-Люкс-роуд.

Оставив бездыханного Артура на попечение Кэдвенора, Харкнесс старательно вычистил кэб и спокойно, стараясь не привлекать к себе внимания, отправился в Вестминстер.

Узнав ужасную новость, Мориарти повел себя как одержимый: издал долгий душераздирающий вопль, а потом принялся рвать на себе пуговицы, подобно ветхозаветным женщинам, рвавшим свои одежды. То был не единственный жест религиозного значения. В детстве мать заставляла его читать Библию по нескольку часов каждое воскресенье, и теперь Профессор выкрикивал слова, которые заучил наизусть много лет тому назад. То были слова охваченного горем Давида, узнавшего о смерти своего сына Авессалома. «О, сын мой Авессалом, — причитал он. — Сын мой, сын мой Авессалом! Лучше бы Господь отнял мою жизнь вместо твоей, Авессалом, сын мой!».

Горе его было столь велико и столь неуемно, что даже Сэл, слыша эти стенания, не осмеливалась подойти к нему.

«Именно этого и хотел Беспечный Джек! — стонал Мориарти. — Именно так, сведя с ума от горя, Джек пожелал сломить меня, чтобы я ослаб, потерял контроль над моей любимой семьей!»

— Похоже, они знали, что мы собирались заехать в парк, — сказал Харкнесс, когда Мориарти наконец успокоился. — Но ведь этого никто не знал, Профессор. Я ведь спросил у вас, можно ли ему в последний раз заехать в Риджентс-Парк, и вы дали согласие. Я никому не говорил. Тогда кто же?

Они посмотрели друг на друга и оба в одно и то же мгновение поняли истину: это мог быть человек, подслушивающий за дверью.

— Я видел мальчишку, Уолли Таллина, он побежал за угол и отдал письмо кэбмену, который часто околачивается здесь.

— Быстро приведи сюда Таллина, — распорядился Мориарти сдавленным от волнения голосом.

Вскоре перед ним предстал юный Уолли Таллин.

— Уолли, ты ни в чем не виноват, я уверен в этом. Но скажи мне, ты часто выполняешь поручения для Джима Терреманта?

— Конечно, сэр. Постоянно. Ношу записки мистеру Куимби, который делает ставки.

— А где можно найти этого Куимби?

— Обычно там, где стоянка кэбов. Возле пивной «Герцог Йоркский».

— Этим утром ты носил туда записку?

— Да, сэр. Мистер Куимби выглядел очень расстроенным, когда прочитал ее. Он сорвался с места и помчался на своем кэбе так, будто за ним гнался сам дьявол, сэр.

— Это было сегодня? Утром?

— Незадолго до того, как я помог положить в гроб бедного мистера Артура, сэр. О, бедный мистер Артур! — пролепетал Уолли чуть не плача.

— Славный мальчик, — похвалил Мориарти. — Не говори об этом никому.

Когда он через несколько минут вышел из комнаты вместе с Харкнессом, Терремант уже вернулся и занял свое обычное место на лестничной площадке. Он улыбался и выглядел довольным собой.

Мориарти улыбнулся ему в ответ, подошел к нему ближе и прошипел:

— Кок-Робин!

В следующую секунду его рука скользнула под сюртук Терреманту и выхватила короткую крепкую дубинку, которую бывший борец держал на кожаном ремешке, прикрепленном к поясному ремню. Сделав быстрый шаг назад, Мориарти нанес Терреманту короткий удар в левый висок. Удар был настолько сильным, что сломал шею, а после серии последующих ударов голова свернулась под неестественным углом. И тогда Профессор ударил предателя в правый висок.

Терремант что-то прорычал и рухнул на колени, потрясенно глядя на Мориарти, который продолжал наносить ему новые удары. В конечном итоге голова Терреманта стала похожа на раздавленную свеклу. Когда избиваемый наконец затих, Мориарти спустился вниз. В это же мгновение там появился Дэниел Карбонардо.

Профессор бросил дубинку в зал и велел Карбонардо избавиться от тела.

— Утопи его так же, как утопил того австрийского ублюдка. Забери и утопи, — сказал он, все еще дрожа от гнева.

Затем, как будто немного успокоившись и припомнив что-то, распорядился прислать людей Хаккета и привести в порядок лестницу.

Глава 19

КОНЕЦ ИГРЫ

Англия:

30 апреля — 29 мая 1900 года

Горе поглотило Мориарти. В какие-то моменты он думал, что разбитое, безутешное сердце не выдержит.

Сэл Ходжес не видела его три дня: все это время Профессор не выходил из кабинета, и она, как другие, слышала за дверью то плач, то скорбные стенания, словно там бушевал проповедник некоей древней религии, предавший себя неведомому, но жутковатому ритуалу очищения.

Между тем полиция начала расследование происшествия со стрельбой, в котором погибли возница и пассажир, а на месте преступления был найден дробовик с обрезанными стволами. Из дробовика, по-видимому, стреляли, но в кого?

Гробовщик Кэдвенор срочно вызвал одного из своих прирученных врачей, который без лишних препирательств выписал свидетельство о смерти, наступившей, если верить документу, в результате остановки сердца, что в некотором смысле соответствовало действительности. Он также изменил имя и фамилию Артура Мориарти на Альберта Стеббинса, шестидесятипятилетнего рабочего, похороны которого состоялись четвертого мая, в половине третьего пополудни на кладбище Голдерс-Грин. Профессор присутствовал на траурной церемонии.

Сэл осталась в своей комнате, но Джеймс Мориарти зашел к ней по возвращении — сказать, что их мальчика «предали земле» достойным и подобающим образом.

— Исполнили «Любовь небесная Любовей всех сильнее» и «Христовы воины, вставайте». Все было очень вдохновенно, — сказал он, подумав про себя, что церемония отличалась воинственным благодушием, столь приятным сердцу женщин среднего класса.