Книга Грешный - Шарлотта Физерстоун

— Он совсем не кричащий.

— Можно обойтись и без добрых слов. — Лицо Джейн на мгновение озарилось улыбкой. — Я прекрасно знаю, насколько это ужасный, яркий цвет. Его не назовешь модным даже с большой натяжкой.

— Вы ошибаетесь. Цвет ваших волос не такой агрессивный и отталкивающий, как вы говорите. На самом деле мне нравится, как ваши локоны горят в отсвете огня. Они просто пылают! — восторженно произнес Мэтью и накрутил на палец рыжее колечко, выбившееся из прически. — Ваши волосы напоминают шелк. Я хотел бы увидеть их распущенными, плавно стекающими по вашим плечам.

Легкая дрожь пробежала по спине Джейн. Она попыталась скрыть свою реакцию на слова Мэтью, отойдя от него на почтительное расстояние. Расхаживая по периметру комнаты, Джейн ощущала, как чувственность прикосновения графа все еще волнует ее. В этот момент чопорная компаньонка не могла думать ни о чем другом, кроме как о желании распустить свои вопросы ради удовольствия Мэтью.

— Это ваша мастерская, ведь верно? — спросила она, полагая, что будет лучше повернуть беседу в другое, более безопасное русло.

— Да. Это был дом моей матери. Я проводил тут с мамой дни напролет, наблюдая, как она пишет или читает. Именно здесь я начал делать свои первые наброски. Мы сидели здесь вместе на протяжении многих часов, предаваясь своим тихим занятиям. Это единственные моменты, которые я едва ли смогу когда–либо забыть. Возможно, то, что я чувствовал в этой самой комнате, сидя рядом с мамой, и было счастьем.

— Поэтому вы и написали такой реалистичный портрет, пытаясь возвратить те прекрасные мгновения рядом с мамой.

— Да, полагаю, так оно и есть. Окно этой комнаты выходит на садовые деревья, и, когда они находятся в полном цвету, как сейчас, отсюда открывается самый впечатляющий вид. Надеюсь, вы еще приедете в эту комнату днем и увидите эту великолепное буйство красок.

Возможно, и приду, — тихо отозвалась Джейн, большим интересом разглядывая комнату. Тут и там были разбросаны пустые рамы, холсты… Рядом стоял мольберты, на них в беспорядке валялись баночки с красками, в которых были оставлены кисти. В центр комнаты стояла черная бархатная кушетка с золотым лентами и кисточками, которыми были украшены изогнутые подлокотники. Сзади кушетки располагалась черная лакированная ширма с нарисованными на ней розовыми цветами. В углу, у окна, стоял изящный столик из розового дерева. Над столиком висели миниатюры, изображавшие Мэтью в детстве и молодую женщину, которая, судя по всему, была его матерью.

Прохаживаясь по комнате, Джейн кончиками пальцев легонько дотрагивалась до картин и мебели, словно впитывая эту стильную, роскошную атмосферу. Чувствительность и ранимость, которые открывались ей в Мэтью, так не сочетались с его грубым, черствым панцирем, которым он обычно защищался от окружающего мира. Джейн и предположить не могла, что граф Уоллингфордский мог питать такие нежные чувства к своей матери.

— Мне было десять лет, когда она умерла, — произнес Мэтью хриплым голосом. Повернувшись к собеседнице спиной, он выглянул в окно, а потом продолжил, очевидно, с трудом найдя в себе силы вернуться к разговору. — Мать бросила нас — точнее, меня, — объяснил граф. — Отец сделал ее жизнь невыносимой. Понимаете, я был единственным способом матери хоть как–то влиять на отца. Я, мои успехи, мои неудачи заставляли его быть довольным или недовольным матерью. Если я вел себя плохо или был… глупым, отец считал, что это ее вина. Я изо всех сил пытался выглядеть таким, каким хотел видеть меня отец, — только ради матери.

Но я был лишь жалким неудачником. Это произошло незадолго до того, как отец полностью отвернулся от нее. Моя мать любила его, но эти чувства приносили лишь печаль, тоску. Я пытался заменить эту любовь своим теплым отношением, но она, в свою очередь, отвернулась от меня. Мать завела любовника, а потом убежала с ним. Я гнался за ней, мчался по дороге за ее каретой, умоляя вернуться. Но мама была непреклонна. Наконец силы иссякли, я мог лишь стоять и беспомощно смотреть, как повозка исчезает в дорожной пыли. Когда карета свернула за угол, упряжь сломалась, и экипаж покатился вниз с холма. Моя мать погибла, пытаясь убежать от меня.

Джейн подошла к Уоллингфорду и обняла его руками за плечи, прижавшись лицом к его мощной спине.

— Мэтью…

Все тело графа напряглось, и Джейн почувствовала, как дыхание застыло в его легких. Собравшись с духом, он отошел в сторону, неспособный принять ее близость или просто не уверенный в том, что это стоит делать.

Когда Мэтью обернулся и посмотрел на Джейн, в его глазах отчетливо читались боль и грусть. Но было в этих темно–синих глубинах и что–то неведомое, интригующее. Он вдруг сбивчиво, быстро сказал:

— Я желаю изменить условия нашего соглашения.

— Каким образом? — скептически отозвалась гостья, инстинктивно стараясь не выдать охватившую ее тревогу.

— Мне бы хотелось получить право просить у вас об одолжении — вместо вопроса. И вы сможете сделать то же самое в отношении меня.

Сбитая с толку, Джейн долго смотрела на Уоллингфорда, пытаясь понять, что именно он просит у нее.

— Мне показалось, что вы хотели написать мой портрет. Именно этого вы и хотите взамен ответов на ваши вопросы?

— Да, и я все еще мечтаю написать вас. Однако хочу… — Он закашлялся и стащил с горла платок — хочу другого.

— Я не собираюсь спать с вами. Граф скользнул по ней знакомым цепким взглядом.

— Выходит, вы невинны, Джейн?

Любая другая женщина наверняка была бы оскорблена подобным вопросом, но только не Джейн. Очевидно, что этот вопрос мог прийти на ум Мэтью, особенно после событий в карете и недавнего происшествия в коридоре, с Терстоном.

Она отошла назад, к дивану, и провела пальцами по мягкому ворсистому бархату.

— В физическом смысле да, я все еще невинна. Но так ли я целомудренна на самом деле? — Джейн грустно улыбнулась и принялась расхаживать вдоль дивана, осторожно глядя на Мэтью. — Нет, боюсь, меня трудно назвать невинной. Я видела такие вещи, которые не должны видеть женщина или ребенок. Я жила в таких места, где не может жить человек. Моя невинность, если она вообще у меня когда–либо была, отняли в тот день, когда отец бросил мою мать, а заодно и меня…

Джейн ненадолго замолчала, ее пальцы, впившиеся в черный бархат, побелели от напряжения.

— После того как он бросил нас, мне пришлось на своей шкуре узнать, что такое ад.

— И вы по–прежнему собираетесь оставаться девственницей?

— Да.

— И как долго?

— Пока я не буду готова расстаться со своей невинностью.

— Вы ждете замужества, верно?

— Нет. Я жду любви. — Подняв глаза, она неожиданно увидела, что граф стоит прямо перед ней. — Вы, вероятно, находите это забавным? Кто–то вроде меня ждет любви! Даже я сама понимаю, как это глупо! Любовь — такая непостоянная вещь, и все же я не могу не желать ее всею душой. Я не знаю почему, но это последнее из желаний, идущих еще из детства, которое я никак не могу отогнать от себя.