Книга Имитатор. Книга третья. Оправдание невиновных - Олег Рой

* * *

— Может, она вместо курорта от алкоголизма лечилась? — раскатисто хохотнул Левушка. Пошутил, так сказать. Хотя, может, и не шутил, может, полагал, что таким образом помогает следствию, пусть и в оригинальной манере.

— Не катит, как ты выражаешься, — вздохнула Арина. — Такая приличная дама…

— Ну так потому и шифровалась, что приличная, — он дернул плечом. — Да не сверли меня взглядом, я просто так сказал. Приятель у меня недавно… всем наболтал, что в Испании отдыхает, а сам в наркологии валялся. Хочешь, проверим твою Шувалову на всякий случай? Это недолго. Потому что я, ей-богу, не знаю, что и где еще искать. К фээсбэшникам не полезу, не уговаривай.

Хотя Арина и не уговаривала. Но ему, похоже, самому было любопытно. Но ФСБ… нема дурных так подставляться.

Некоторое время Левушка бубнил себе под нос что-то невнятное, то двигая мышкой, то печатая что-то в выскакивающих на мониторе окошках. Наконец он выпрямился и сладко потянулся:

— Черт его знает, где твоя Шувалова была вместо Египта, но от алкоголизма она не лечилась. А жаль, такая версия была! Зато, мягко выражаясь, лечилась от того, что можно назвать острой инфекцией, передающейся половым путем, — он опять хохотнул. — Я тут на всякий случай временной интервал побольше взял, оно и выскочило… да сама смотри.

Через его плечо Арина заглянула в монитор:

— Ни фига себе! — вырвалось у нее. — Впрочем, она женщина свободная, почему бы и не… А что клиника частная, так дамочка не нищая, может себе позволить. Но совпадение забавное: через полтора месяца после убийства. Хотя к делу это, вероятно, не относится. Потому что теперь более-менее ясно, чем она занималась вместо релакса на египетских пляжах.

Оберсдорф скорчил обиженную гримасу:

— Ну вот! И это вместо аплодисментов и прочих ништяков? Забавно, видите ли, но к делу не относится. Короче, Вершина! У тебя еще какие-то вопросы? У меня тут, знаешь ли, работа стоит, пока я с тобой лясы точу. Говори быстро, чего еще надо.

— Ничего, Левушка, спасибо тебе огромное!

— Спасибо не булькает, — буркнул непьющий Левушка и уткнулся в один из мониторов, как бы демонстрируя, что аудиенция окончена.

* * *

Скверик возле следственного комитета был особенно хорош весной. Когда меж редких темных елей распушали свои бледно-розовые облака боярышник и неистребимая вишневая поросль. Еще лучше он был осенью, когда на бледном золоте кленов тяжко пламенели рябиновые кисти. Но и сейчас, на исходе зимы, когда на ветках не сохранилось ни единого листочка, когда всю рябину уже склевали неистребимые дрозды, когда даже еловая темная зелень, кажется, потускнела, даже сейчас обнесенный темным фигурным литьем скверик был хорош.

Даже холод не мешал думать. Хотя лучше бы мешал.

Арина перебрала уже всех, кто был хоть сколько-нибудь близок к Федяйкину — и что? И ничего.

Управляющего федяйкинской фабрички проверили еще тогда, во время первого следствия. Конфликтов с хозяином у него не имелось, финансовыми махинациями не занимался.

Кристина, у которой была, казалось бы, лучшая возможность для убийства отца, не справилась бы с этим чисто физически. Да и притвориться мачехой она не смогла бы, габариты не те.

Анна Гавриловна, хоть и соврала насчет египетского отдыха, тоже вряд ли при делах. Она, похоже, когда ее родственника убивали, личной жизнью была занята. Иначе бы не пришлось полтора месяца спустя в клинику обращаться.

Анна Михайловна?

Преданный Кристине Зайченко?

Анна Михайловна не стала бы подставлять племянницу. Зайченко обожает Кристину до звона в голове, но сомнительно, чтобы он был способен на убийство. Хлипковат.

Но главное: и Анну Гавриловну, и Анну Михайловну, и даже Зайченко узнала бы консьержка.

Кто же был тот парень в бейсболке, мелькнувший на записи камер наблюдения? Поддельная «Алиса» на балконе рядом с Федяйкиным — это ведь мог быть именно он, никому не известный визитер. Но кто — он?

Корявое письмецо, вложенное в самую первую папку — с материалами об убийстве священника — она помнила почти наизусть. Умирающий от туберкулеза староста Ферапонт писал Шубину: «Не убивал я батюшку, перед смертью клянусь — не убивал! Найдите злодея, очистите имя мое… Я молился много, думал, вспоминал… Когда со стоянки уходил… мне бы остаться, спасти, а я ушел… Парень какой-то заходил туда, вспомнил. Незнакомый, да не в том дело. На стоянке только свои машины были, кого я знаю, а парень чужой. Роста среднего, не худой, не толстый, куртка с капюшоном, лица не видать было. Так зачем он на стоянку заходил? Может, воришка автомобильный, а может, и нет».

Не худой, не толстый, среднего роста, вместо засветившейся у федяйкинского дома бейсболки — куртка с капюшоном. Это вполне мог быть тот же самый парень. И тот незапоминающийся посетитель с кинжалом — тоже.

Как ни крути, а та полубезумная идея насчет серийного убийцы, похоже, осталась единственной хоть сколько-нибудь рациональной (при всей свой безумности) версией. Именно это должен был иметь в виду Шубин, когда «признавался»: все — все! — эти убийства совершил я.

Правда, до сих пор нет ни единой мысли о том, как жертвы связаны. И хуже всего, что они могут быть вовсе не связаны. Битцевский маньяк выбирал жертв почти случайно, они просто оказались в плохое время в плохом месте.

Все, кто попал в список Шубина, убиты в разных местах и разными способами. Но если все они — жертвы одного и того же убийцы, что-то их объединять должно. Не тыканьем же в страницы телефонного справочника он их выбирает? Должно, должно быть еще что-то общее. Но как это «общее» вычислить? Правильно предположил Денис, они могли когда-то оказаться в одном и том же самолете, на одном киносеансе, в одной бане — и именно так стали объектами внимания этого невидимого охотника. Еще хуже то, что место, где он их «цепляет», может быть одно, а время — разное. Например, он стоит на каком-то перекрестке и отмечает тех, кто пересек улицу точно в полдень. Или в полночь. Или в тринадцать-тринадцать, к примеру.

Отмечает — и принимается выслеживать свою жертву. Похоже, его не слишком заводит само убийство, ему важнее именно выслеживание. Потому и способы убийства разные. Развлекается он так. Разнообразит свое хобби.

Кстати, почему все убитые — мужчины? У нашего «охотника» не поднимается рука на женщину? Или просто список Шубина — не полон? Мысль страшноватая, но увы, именно это может оказаться правдой.

Еще одно увы — повторная проверка обстоятельств федяйкинского убийства ни на шаг не приблизила ее к цели. То есть к этому невидимому убийце.

Что ж, отрицательный результат — тоже результат, вздохнула Арина, поднимаясь со скамейки. И тут же усмехнулась: не такой уж он и отрицательный, этот самый результат.

Пора было, собрав в кучу «федяйкинские» материалы, идти к Пахомову. Повиниться в самодеятельности, выложить перед ним добытые доказательства. В конце концов, факты свидетельствовали о невиновности Алисы вполне недвусмысленно. Исходя из несоответствия между записями с камер наблюдения и снимками Лилии Львовны, Алиса сидит ни за что. Точнее, «за чужого дядю».