Книга Подпишись на меня - А. В. Гейджер

– А знаешь, что увидел бы Эрик Торн, если бы знал о моем существовании?

Эрик отнял ее руку от глаз, и Тесса бросила на него быстрый взгляд. Она не могла сказать, узнал ли он эту цитату. Но следующую фразу он точно узнает.

– Как там ты меня назвал? – спросила она. – Пиявкой?

– Тесса, не надо, – он встал на колени прямо на кресле и схватил ее за плечи, заставляя повернуться к нему лицом. – Я не это имел в виду. Тогда я тебя не знал!

Она пожала плечами под его руками.

– Хотя отчасти это было правдой. Я же фанатка. У меня на телефоне тысяча твоих фотографий. Я запустила о тебе целый хэштег #ОдержимаяЭрикомТорном.

– Верно, – медленно произнес он, сверля ее глазами. – И я решил… что ты была на мне помешана.

Она отвела взгляд.

– Мне очень неловко. Просто попытайся представить, что бы ты чувствовал на моем месте.

– Ты смущаешься, потому что помешана на мне?

– Нет, – сказала она, неловко поежившись. – Потому что я знаю, как ты относишься к фанаткам! Ну, правда ведь. Ты же нас не любишь. Мы для тебя не снежинки. Мы пиявки.

Он резко наклонился вперед и провел руками по лицу. Он молчал так долго, что Тесса решила, что не дождется ответа. Но он снова взял себя в руки и со вздохом повернулся обратно к ней.

– Хорошо, – сказал он ровным голосом. – Я все понял.

– Да?

– Да. Все предельно ясно, – он решительно кивнул. – Ты просто фанатка. Ты смущена. А теперь забудь об этом.

– Я не могу просто…

– Так, – прервал он ее. – Дай мне свой телефон.

– Что? Зачем?

Он протянул руку.

– Просто сделай это. Доверься мне. Хотя бы раз.

Тесса даже не была уверена, что принесла его сюда, но, засунув руку в карман халата, почувствовала знакомую форму своего телефона. Она протянула его ему, не встречаясь с ним взглядом. Все, о чем она могла думать – это ее экран блокировки, первое, что он увидит, когда включит телефон. Вчера вечером она сменила его на обложку нового сингла «Снежинка»: на ней Эрик Торн ехал на снегоходе с обнаженным торсом.

– Пожалуйста, не смотри галерею, – прошептала она.

– Ой, да я знаю, как выгляжу.

Тесса не смотрела на него, но чувствовала, что он ухмыляется. Она ждала, что он сделает какое-нибудь ехидное замечание, но вместо этого почувствовала, что он что-то кладет ей в руки. Она опустила глаза и увидела, что это ее красный кожаный чехол, теперь – пустой.

– Что это? – нахмурилась она.

Он ничего не ответил. Он просто открыл дверь машины и швырнул ее телефон в темноту, так далеко, как только мог.

Глаза Тессы широко распахнулись.

– Мой телефон! Что ты наделал?

– Все, – он потер руки друг о друга в знак избавления от него. – Его нет. Больше никаких фотографий.

– Но это же мой телефон!

– Я куплю тебе новый.

Она молча смотрела на него. От шока она не могла говорить.

– Тесса, – сказал он с совершенно серьезным видом. – На самом деле все совсем не так сложно. Если тебя смущает, что ты моя фанатка, то не будь ей. Вместо этого будь кем-то другим.

– Кем, например?

– Не знаю. Например, ты могла бы быть моей девушкой.

Он снова взял ее за руку.

– Тесса, я люблю тебя. Ты это понимаешь? Я тебя люблю. Ради тебя я отмораживаю свою задницу на подъездной дорожке твоего дома. Я сижу здесь и пою приторную песню о любви, которую сочинил для тебя. Только для тебя. Ни для кого другого. Эта песня называется не «Снежинки» – не во множественном числе. «Снежинка». Только одна снежинка. Как мне еще тебе объяснить?

Она опустила голову. Он сжал ее руку.

– Посмотри на меня.

– Не могу, – сказала она. Она чувствовала, как колотится ее сердце и как сжимается ее горло. Она знала, что ей следует делать дыхательные упражнения, но сейчас привычный «Эрик-счет» не будет так эффективен.

Она не хотела, чтобы он видел ее приступ паники – или еще хуже, чтобы ее накрыло это ужасающее забытье, как тогда, с Блэром. Эта пустота, когда разум выключается, как разрядившийся сотовый телефон. Тесса не знала, что будет, когда ее накроет это чувство, но даже от мысли об этом у нее выступал холодный пот. Она крепко сжала руки, ее ногти впились в ладонь, и она сосредоточилась на этом ощущении, чтобы удержаться в реальности.

– Я в таком раздрае, – сказала она. – Ты даже не представляешь.

– Нет, представляю, – уверенно и непоколебимо сказал он. – Тесса, посмотри на меня. Я знаю тебя. Я знаю твои слабости, а ты – знаешь мои, – он пододвигался ближе, пока говорил. – И еще я знаю, что ты особенная. Вот что я помню из нашего первого разговора. Я еще не знал тебя, но уже мог сказать, что это так. И чем больше ты раскрывалась передо мной, тем больше я понимал, что мне мало. Потому что я видел, что внутри ты… – Его голос дрогнул, но он продолжал: – Внутри ты самая храбрая, сильная и красивая девушка из всех, кого я знаю.

Тесса закрыла лицо руками. У нее перехватило дыхание, но не от паники. Она поняла, что он пытается сдержать слезы.

– Прекрати, – взмолилась она. – Пожалуйста, перестань!

– Почему? Ты смущаешься?

– Нет.

– А что же тогда?

Она прошептала ответ, едва слышно:

– Мне страшно.

Эрик расслабился. Он нежно взял ее руку и снова начал петь.

Была одна, моя снежинка,И думала, что навсегда.Моя прекрасная снежинка,Нам на двоих одна судьба.

Тесса знала, что не должна смотреть на него, но ничего не могла с собой поделать. Ей нужно было это увидеть. Она беспомощно смотрела в эти ярко-голубые глаза, на точеную линию подбородка, эти идеальные губы… Она знала его лицо, но выражение лица было ей незнакомо. Его щеки чуть покраснели, глаза были прикрыты, но взгляд был нежным. Она никогда его таким не видела. Ни разу, ни на одном скриншоте.

Она поняла, что это значит: это ответ на все вопросы, которые она не смела задать. Эрик Торн никогда не обращал такого взгляда в объектив камеры. Его поклонники никогда не видели его влюбленного лица.

Он протянул палец и коснулся уголка ее рта. Тесса даже не заметила, что по ее щекам текут слезы, пока он не коснулся влажной дорожки. Он наклонился к ней и нежно поцеловал, едва касаясь губами ее губ.

От этого ощущения у Тессы перехватило дыхание. Его пальцы были ледяными, но от прикосновения его горячих губ ее ледяное сердце растаяло. Она почувствовала, как у нее внутри появилась трещина – трещина, которая медленно расширялась до тех пор, пока эта оболочка не превратилась в прах.