Книга Спецназовец. Точка дислокации - Андрей Воронин

Становилось все темнее. Юрий включил фары и увидел, как, словно в ответ, вспыхнули рубиновым светом задние габаритные огни «Лады». Скорость плавно росла, мимо неслись кусты, похожие в свете фар на сказочных косматых чудовищ, белесыми призраками мелькали стволы берез и бетонные столбики километровых знаков. Если верить укрепленным на них табличкам, до Москвы было уже не очень далеко, и Юрий опять задумался: как там Данилыч?

Глава 14

В подвале царила глубокая ватная тишина, нарушаемая лишь тихим, на пределе слышимости, жужжанием готовящейся перегореть лампочки. Так было здесь не всегда; случалось, бетонные стены и своды оглашались истошными воплями, рыданиями и проклятиями тех, кого нанятые хозяином этого гостеприимного дома высокооплачиваемые специалисты уговаривали поделиться информацией, которую они по недомыслию хотели оставить при себе.

Спустившись по крутой узкой лестнице с бетонными ступеньками и неоштукатуренными кирпичными стенами, Виталий Адамович Курбанов остановился, чтобы пропустить вперед топающего за ним по пятам охранника. Охранник прошел мимо него плечом вперед, стараясь не задеть хозяина и в то же время не испачкать пиджак о пыльную стену. Задача была не из легких, но он справился, потому что еще не утратил юношеской гибкости и не перебарщивал со стероидами и анаболиками. Он был коротко, почти наголо острижен, и кончики срезанных под корень темно-русых волос вспыхивали в свете лампы, как острия крошечных игл. Слева под мышкой виднелось характерное вздутие, обозначавшее кое-что не столь легендарное и дорогостоящее, но зато куда более современное, скорострельное и эффективное, чем хранящийся наверху в ящике письменного стола именной маузер.

Набрав код на кнопочной панели электрического замка, охранник отпер дверь в конце коридора. Для начала заглянув в глазок, он с усилием потянул на себя тяжелую стальную пластину и скрылся в помещении. Курбаши стоял в коридоре, терпеливо дожидаясь окончания стандартной, установленной им самим процедуры. Из-за открытой двери послышалось короткое звяканье металлической цепочки и характерный щелчок замкнувшихся наручников. В следующую секунду охранник снова появился в коридоре и стал у двери, раздвинув ноги и сложив руки поверх причинного места.

Пройдя мимо него, Курбанов переступил высокий порог и оказался в небольшой прямоугольной камере с выложенным шероховатой метлахской плиткой полом и низким потолком. Помещение изначально задумывалось и строилось именно как тюремная камера и не давало своему обитателю ни малейшего шанса на побег. Здесь не было даже кирпичной кладки, которую хотя бы теоретически можно разобрать: ее заменял прочный железобетон, усиленный вмурованной в его толщу стальной арматурой. В дальнем углу стояла кровать — дешевая, собранная из древесно-стружечной плиты и особенно удобная тем, что, разобрав ее на составные части, было невозможно получить что-либо даже с большой натяжкой способное сойти за оружие.

На кровати сидел Магомед Расулов. Он был без пиджака и галстука, щеки и подбородок заросли густой, черной с проседью щетиной, грозившей вскоре превратиться в настоящую бороду. Правое запястье пленника было приковано к предусмотрительно вмурованному в стену над кроватью железному кольцу. На привинченной к полу тумбочке стояли две тарелки и стакан. Вся посуда была пластмассовая, как и торчащая из стакана ложка. В пластиковой бутылке, что стояла на полу у кровати, осталось еще примерно два стакана воды, а вот еда, как с удовлетворением подметил Курбанов, исчезла до последней крошки. Что ж, он и не ожидал, что такой человек, как Расулов, станет закатывать истерики и морить себя голодом в знак протеста против незаконного лишения свободы.

Охранник вкатил в камеру офисный стул на роликах, забрал грязную посуду и вышел, деликатно прикрыв за собой дверь. Курбанов уселся, поддернув на коленях брюки, расправил полы пиджака и положил ногу на ногу.

— Есть новости, — сообщил он.

— У меня тоже, — спокойно откликнулся Расулов. — Скоро ты умрешь.

— Все мы когда-нибудь умрем, — не моргнув глазом, парировал Курбаши. — Но мне почему-то кажется, что, если не перестанешь валять дурака, я тебя переживу. Причем надолго. Теперь выслушай меня. Ты напрасно рассчитываешь, что за тобой придут. Твои друзья не придумали ничего умнее, как послать на твои поиски компанию каких-то неудачников — разжалованного из подполковников майора, преподавателя фехтования, учителя труда и охранника из ночного клуба. Ей-богу, если бы кто-то сколотил такую компанию, чтобы спасти меня, я бы решил, что надо мной просто издеваются. Видимо, Шапошников не очень-то заинтересован в том, чтобы тебя нашли.

— Полагаю, у него были основания поступить именно так, а не иначе, — невозмутимо заметил Расулов.

— Очевидно. Причем надо отдать им должное: за пару суток эти ребята многое успели. Они не смогли бы эффективнее действовать в моих интересах, даже если бы я им за это платил. Половина мужчин из хорошо известного тебе клана Исмагиловых перебита, их аул сожжен дотла, причем Исмагиловы уверены, что все это — твоих рук дело, уважаемый. Думаю, сейчас они собирают силы для ответного удара. Не знаю, кто в конечном итоге возьмет верх, да это и неважно. Главное, что резня получится знатная. В нее неминуемо встрянут местные силовики, а за ними, вполне возможно, и федералы. Это, без сомнения, доставит местному населению массу неудобств и усилит его недовольство. А потом — одно из двух: либо ты, чудом совершив побег из ловушки, в которую тебя заманил Шапошников, призовешь земляков к новой войне за веру и независимость, либо это сделают твои сыновья, чтобы заодно отомстить за отца, зверски замученного российскими спецслужбами.

— И тогда ты снова станешь эшелонами продавать им украденное с армейских складов оружие, — добавил Расулов.

— Тише, тише, что ты такое говоришь?! — в притворном испуге замахал на него руками Курбанов. — Генералы ФСБ не воруют казенное имущество, они его только перераспределяют. В соответствии с оперативной необходимостью и, сам понимаешь, исключительно в интересах родного государства.

— А главный интерес государства заключается в том, чтобы генерал Курбанов потуже набил карман, — предположил Расулов.

— А ты как думал? Двадцать пять лет беспорочной службы, а на горизонте ничего, кроме пенсии, — это, по-твоему, то, ради чего стоило жить и работать?! Думаешь, мне охота сидеть на кефире и наблюдать, как твои земляки швыряются миллионами направо и налево и ведут себя в моем городе как законные хозяева?! Вас давно пора собрать в кучу, загнать обратно на ваш Кавказ и обнести колючей проволокой в шесть рядов, чтоб ни одна небритая собака наружу не просочилась. А еще лучше — сровнять с землей и заасфальтировать. И чем раньше вы снова возьметесь за оружие, тем скорее это случится. Но прежде чем вас, наконец, научат знать свое место, вы успеете пополнить мой бюджет. Существенно пополнить! Это произойдет в любом случае, Магомед, и я предлагаю тебе заранее принять мою сторону — сторону победителя. Тем более что тебе к этому не привыкать, твое сотрудничество с федералами — главное, за что тебя так ненавидят Исмагиловы, да и не они одни. Ну, сам подумай, на кой ляд тебе сдался этот заводишко в Махачкале? От него же ничего, кроме проблем, не дождешься. А доля в моем бизнесе — это миллионы евро. Десятки миллионов! Твои внуки и правнуки станут всегда признательны тебе за мудрость, благодаря которой ты обеспечил им безбедное существование. Подумай хорошенько, Магомед! В конце концов, хочешь построить с Шапошниковым этот свой завод — стройте на здоровье. Будет, по крайней мере, что со вкусом взорвать, когда придет время. Это все детали, которые можно менять хоть так, хоть этак. Главное для меня сейчас — твое принципиальное согласие.