Книга Голос ночи - Дин Кунц

— Нет! Постой! Постой минутку! Не делай этого!

Колин сделал шаг вперед. Рой отпрянул назад к стене, и Колин вновь взвел курок. Он уже не мог остановиться. Он был в горячке, в белой горячке, сгорая от ярости, кипя, бурля, настолько зол, что почувствовал, как сейчас начнет плавиться и растекаться, словно лава. Его сердце колотилось так сильно, что каждый удар был как извержение вулкана. Он больше не был человеком — он был животным, дикарем, варваром, сражающимся в жестокой схватке с другим животным, до конца, до крови, ведомый неодолимой примитивной страстью первенствовать, завоевывать, разрушать.

Третий выстрел слегка задел правую руку Роя, а четвертая пуля попала ему точно в правую ногу. Он упал, и темная кровь появилась на рукаве его рубашки и просочилась через джинсы. Впервые с того времени, как Колин познакомился с ним, Рой выглядел как ребенок, как ребенок, которым он, в сущности, и был. Его лицо выражало абсолютную беспомощность и страх.

Колин взгромоздился на него и провел дулом пистолета вдоль его носа. Он опять взвел курок. И вдруг он заметил нечто большее, чем страх, в глазах Роя. Это было отчаяние. Жалостливый, потерянный взгляд глубокого, всепоглощающего одиночества. Это часть Роя как бы просила его, чтобы он спустил курок, умоляла Колина убить его.

Медленно Колин отвел пистолет в сторону:

— Я позову на помощь, Рой. Они выправят тебе ногу. И все остальное тоже. Они помогут тебе. Психиатры. Они — хорошие доктора, Рой. Они вылечат тебя. Белинда — не твоя вина. Это был несчастный случай. Они помогут тебе понять это.

Рой начал рыдать. Он схватил свою раненую ногу обеими руками и начал рыдать громко, бесконтрольно, со стонами и воплями, перекатываясь с боку на бок. Возможно, шок прошел, и безумная боль нахлынула на него, а может быть, Колин так и не смог вытащить его из его же собственного ничтожества.

Колин был не в состоянии сдержать слезы.

— О Боже, Рой, что они сделали с тобой! Что они сделали со мной! Что мы делаем друг с другом каждый день, каждый час! Это ужасно. Почему? Ради Бога, почему? — Он бросил пистолет, который, ударившись о стену, с грохотом упал на пол. — Слушай, Рой, я буду навещать тебя, — произнес он сквозь слезы, которые не мог сдержать. — В больнице. И всюду, куда они отправят тебя. Я всегда буду приходить к тебе. Я не забуду, Рой. Никогда. Я обещаю. Я не забуду, что мы — кровные братья.

Казалось, Рой ничего не слышал. Он погрузился в свою физическую и душевную боль.

Хэзер подошла к Колину и нежно прикоснулась рукой к его разбитому лицу.

Он заметил, что она хромает.

— Тебе больно?

— Ничего серьезного. Я подвернула лодыжку, когда упала. А ты?

— Буду жить.

— Твое лицо, оно выглядит ужасно. То место, куда он ударил тебя пистолетом, распухло и посинело.

— Да, больно. Но сейчас срочно надо вызвать «скорую» для Роя. Если мы не хотим, чтобы он истек кровью, — сказал он. Он порылся в карманах джинсов и достал несколько монет. — Возьми. На бензоколонке есть телефон-автомат. Позвони в больницу и в полицию.

— Лучше ты. С моей лодыжкой это займет вечность.

— А ты не боишься остаться здесь одна с ним?

— Сейчас он безопасен.

— Ну ладно... Хорошо.

— Возвращайся скорее.

— Хорошо. И, Хэзер... извини.

— За что?

— Я обещал, что он не коснется тебя. Я обманул.

— Он ничего мне не сделал. Ты защитил меня. Ты все сделал правильно.

Слезы навернулись ей на глаза. Они взялись за руки.

— Ты такая красивая.

— Правда?

— И никогда не говори, что это не так. И даже не смей об этом думать. Никогда. И пусть они все катятся ко всем чертям. Ты — красивая. Запомни. Обещай, что ты запомнишь это.

— Хорошо.

— Обещай мне.

— Обещаю.

Он пошел звонить в «скорую».

Ночь была очень темной.

Когда он спускался с пологого холма, направляясь к станции, то внезапно обнаружил, что не слышит более голоса ночи. Раздавались голоса жаб и сверчков и отдаленный скрежет поезда. Но того низкого зловещего шепота, который всегда раньше он слышал, того шума потустороннего механизма, разрабатывающего всякие дьявольские штучки, не существовало. Он понял, что этот голос ночи звучал только внутри него. Он был внутри него со своим отвратительным шепотом двадцать четыре часа в сутки, и надо было только игнорировать его, выключить его, отказаться его слушать.

Он позвонил в «скорую», потом в полицию.