Книга Екатерина II. Алмазная Золушка - Александр Бушков

Любопытно, что первые манифесты «государя императора» вовсе не провозглашали поголовное истребление дворянства. Пугачев лишь обещал «отобрать» у помещиков земли и крестьян, но взамен… «платить большое жалованье». Лишь гораздо позже, во время крупных неудач, «государь» велел вырезать дворян поголовно.

А если учесть, что при Пугачеве находилось немало якобы «пленных» офицеров, служивших тем не менее верой и правдой… В том числе прототип пушкинского Швабрина – сын того самого Шванвича, что полоснул саблей Орлова, Алексей Шванвич. И бывший депутат Комиссии по составлению Уложения Тимофей Падуров. И еще многие. При штабе и в войсках Пугачева оказалось немало ссыльных польских конфедератов, были там и какие-то загадочные французы – а в составе армии повстанцев сражались отряды поволжских немцев-колонистов, приглашенных Екатериной в Россию.

Связи Пугачева тянулись и за границу. До сих пор неизвестно, чем он, собственно, занимался во время своего пребывания в Польше. Есть глухие упоминания о его контактах с мощной общиной староверов, обитавших в местности под названием Ветка на территории Жечи Посполитой. А впоследствии у Пугачева неведомо откуда обнаружилось подлинное голштинское знамя – одно из четырех, когда-то принадлежавших голтшинской гвардии Петра III. Подозревали как раз староверов.

Что интересно, пугачевская артиллерия была… лучше той, которой располагали правительственные войска. Генерал Кар, самонадеянно решивший шапками закидать «толпу мужичья», но сам в два счета моментально разбитый этой толпой (а ведь у него была тысяча триста опытных солдат!), доносил настоящей Военной коллегии: «Артиллериею своею чрезвычайно вредят, отбивать же ее атакою пехоты весьма трудно, да почти и нельзя, потому что они всегда стреляют из нее, имея для отводу готовых лошадей, и как скоро приближаться пехота станет, то они, отвезя ее лошадьми дальше на другую гору, опять стрелять начинают, что весьма проворно делают и стреляют не так, как бы от мужиков ожидать должно было».

Иногда это объясняют тем, что у пушек-де стояли опытные в стрельбе «мастеровые уральских заводов» – но в том-то и соль, что сражение с Каром происходило до того, как Пугачев достиг Урала! Во время осады Оренбурга (опять-таки до похода на Урал) пугачевцы навесным огнем, что опять-таки требует немалого мастерства, громили дома в центре города – и по сохранившимся подробным описаниям историки делают вывод, что действовали опытные артиллеристы. Снова самородки?

Кстати, рота гренадер, двигавшаяся на соединение с Каром, по собственному почину сдалась, едва завидев не такие уж и превосходящие силы пугачевцев. И отряд полковника Чернышева преспокойным образом сдался…

Вот тогда-то Кар и совершил странный поступок, которому историки до сих пор не находят объяснения – помчался в Петербург. Получив от президента Военной коллегии графа Чернышева предписание вернуться назад, он продолжал путь. В конце концов его задержали в Москве и тут же уволили со службы, объявив «трусом», дезертиром. Однако он был старым служакой и прежде в трусости не замечен. Быть может, он стремился сообщить императрице нечто важное касаемо «бунта», выходившее за пределы официальной версии? Трудно сказать. Но тогда же возникли упорные слухи, что «Петра» втайне поддерживают некие важные лица из Петербурга…

Прибывший к месту действия из Петербурга Владимирский гренадерский полк пришлось поставить под бдительный тайный надзор – оказалось, что «меж рядовыми солдатами существует заговор положить во время сражения перед бунтовщиками ружья».

И если бы только солдаты… В Саратове при приближении «Петра Федоровича» ему навстречу вышли с развернутыми знаменами и местный пехотный гарнизон, и артиллерийская команда со всеми офицерами во главе и самим начальником гарнизона в чине секунд-майора. Любопытно поведение офицеров – ясно, что они нисколько не верили официальной версии, будто самозванец истребляет поголовно всех офицеров, попавших ему в руки. В Самаре при приближении пугачевцев горожане вышли навстречу под предводительством духовенства, певшего благодарственные молебны, и начальника гарнизона капитана Балахонцева. В Заинске на сторону Пугачева моментально перешли местный воинский начальник капитан Мертвецов, его ближайший помощник подпрапорщик Буткевич, все духовенство – а за ними, понятно, и жители.

А человек, в свое время находившийся в центре событий – майор Рунич, член особой следственной комиссии – отчего-то в своих мемуарах, написанных уже при Николае I, связывал бунт Пугачева с «известиями о ссылке в Сибирь некоторых лейб-гвардии офицеров»…

Духовенство «государю» присягало практически поголовно. После подавления восстания в Петербурге сгоряча решили было расстричь всех примкнувших к самозванцу священников – но оказалось, что тогда без духовенства окажутся целые губернии, поскольку примкнули, за редчайшими исключениями, чуть ли не все. Во главе крестных ходов к Пугачеву выходили и архимандриты крупных монастырей. Против казанского архиепископа Вениамина существовали серьезные и обширные улики касаемо его тайной связи с Пугачевым – но дело решили замять.

Священники в немалых духовных чинах, многочисленные офицеры, поляки, немцы, французы, заграничные староверы, квалифицированные артиллеристы, разветвленный аппарат Военной коллегии, стройная система управления… Что-то это решительно не похоже на устроенный неграмотным казаком бунт. Не похоже, и точка. Перед нами, рубите мне голову, что-то совершенно другое – то ли заговор, объединивший наряду с казаками и крестьянами всех недовольных Екатериной, то ли предприятие, руководимое (или по крайней мере консультируемое) из-за границы…

Вольтер, кстати, отчего-то считал Пугачева турецким агентом. Возможно, ниточки тянутся в Польшу и во Францию: связи поляков с казачеством насчитывают не одно столетие и далеко не всегда были исключительно враждебными, а Французы еще с середины XVII столетия поддерживали с казаками регулярные связи, и их разведчики на юге России были замечены не раз. Документально подтвержденный факт: в первые годы освоения русскими Крыма на черноморских верфях русская контрразведка сцапала французских агентов, пытавшихся поджечь строящиеся корабли. Наконец, старообрядческие «эмигрантские центры», располагавшие разветвленной агентурной сетью в России…

(Кстати, вопреки пестовавшейся в советские времена версии о союзе восставших с «уральским пролетариатом» достоверно известно, что треть уральских заводов оказала пугачевцам самое яростное сопротивление…)

Выводы? К сожалению, чтобы их сделать, информации недостаточно. Практически все исторические труды, посвященные пугачевскому бунту, изобилуют общими местами, о многом умалчивают, перепевают одно и то же. Огромное количество документов попросту не введено, как принято выражаться, в научный оборот. А ведь документов должно остаться немало! Невозможно представить, чтобы Следственная комиссия и Тайная экспедиция не допрашивали самым подробным и тщательным образом служивших у самозванца офицеров, поляков, немцев, казацких атаманов. И эти обширные архивы наверняка где-то пялятся – ведь прекрасно сохранилась масса документов тайной полиции дое-катерининских времен, сохранилось следственное дело Степана Разина… Но пугачевские дала почему-то никто не спешит опубликовать – хотя давным-давно опубликованы и материалы по Разину и самые пустяковые протоколы полиции времен Елизаветы… Вот поневоле и закрадываются подозрения, что у событий было «второе дно», нам пока что неведомое. Лично я категорически не верю в «самородков» – не тот случай.