Книга Тихий центр - Тамара Лисицкая

Бармен ответил гордым взмахом челки:

— В общем, я пока отцом становиться не собираюсь. Так что… обойдусь без квартиры… Пока.

И двинулся к выходу.

Но не на дурочку напал.

— Эй! — Настя бросилась следом. — Эй! Подожди!

Бармен неохотно тормознул.

— Испугался, да?

— Что ты орешь? Люди смотрят!

— Да никто не смотрит! Испугааался пацан…

Настя Первая противно засмеялась, затянулась, выдохнула ему в морду.

— Испугаался… Так я не беременная!

— Чего?

Мальчик очень озадачился.

— В смысле — не беременная?

— А без смысла! Я тебя, сикуна, проверить хотела. Ну, и для дела так лучше было! Чтоб быстрее на свадьбу согласились! Проверила, называется…

Настя Первая искренне презирала сейчас козла. И немножко боялась, что свалит, а ей потом придется одной допутывать историю с квартирой. Она, конечно, справится, но с помощником, даже стремным, все равно полегче.

Вышли на улицу. Настя была такая прекрасная в свете фонаря. Такая ядовитая. Бармен мялся.

— Короче, я не понял… Ты ж там про какие-то токсикозы рассказывала, анализы…

— Это потому, что я актриса хорошая! Развела вас всех. Я вот думаю после техникума на актрису поступать! Стану звездой, и хрена с два тебя ко мне телохранители подпустят!

— Погоди, не трещи… Так ты беременная или нет? Скажи мне честно, слышишь? Чест-но! Умеешь говорить честно?

Мальчик взял ее за локти, склонился, посмотрел в глаза. Настя Первая улыбалась, кокетливо и саркастично хихикала. Помучайся, скот!

— Честно? Хорошо, я скажу честно! Честно-пречестно! Пречестно-пречестно-пречестно!

Бармен изнемогал.

— Честно?

— Твою мать…

— Честно? Э-э-э… Если честно, то я…

А может, не говорить правду?

— Честно?

— Настя!!!

— Честно? Не беременна!

Мальчик отпустил. Нервно затянулся. Падали снежинки, горела-переливалась уличная елка.

— Ты… ты — коза! Ты в курсе?

— Ага! А ты — козел!

— Тебе надо бы по голове хорошенько настучать!

— Ой, стою-боюсь!

Было так хорошо.

— Короче, мне надо на работу, я пошел.

— Давай, топай!

— Ну ты и проходимка… Короче, завтра утром созвонимся.

Он пошел. Ну, и пошел он! Настя не смотрела ему вслед. Хотя…

— Эй!

Мальчик обернулся на ходу.

— Че?

— Ты меня любишь?

— Ну, я ж говорил!

— Еще раз скажи!

— Люблю, блин!

— Просто так спросила!

Вечером Таня долго сидела в своей разгромленной комнате, слушала мамин храп, раскачивалась. Чапа обнюхивала осиротевшие углы. Раньше здесь кучкой были свалены Игоревы журналы, железки. Пусто. И надо было сходить к Светлане Марковне, но страшно. Разговорились, теперь нужно будет общаться с ней на этом новом уровне предельной откровенности, а для этого надо хотя бы выспаться… Нету сил…

— Чапа, как ты?

Чапа не ответила. Но ей было не плохо, это уж точно. Чапа поела, несколько раз успешно присела на драный коврик в Таниной темнице. В общем, Чапе было гораздо лучше, чем самой Тане.

Десять минут назад Таня мыла лестничную клетку, убирая следы маминой экспрессии. По мусору, прилипшему к соседским дверям, опознала преступницу. За мамой следовало убрать. И вообще такое следовало убрать — Таня же и сама в этом живет, в этих запахах!

С другой стороны — Игорь и Оля. Они там, за загаженной дверью. Мыть эту дверь? О, нет. Вся Танина кротость за последние десять лет, собранная в одном месте в одно время, не могла бы быть выше того барьера, который сейчас между Таней и Игорем.

Нет уж.

Эту дверь Таня мыть не будет.

Помоев не добавит, но и мыть не будет.

— Что ты думаешь, Чапа, про предложение Вадима? Мне, конечно, не надо к нему переезжать? Это как-то… да?

Чапа опять не ответила. Значит, опасения подтверждаются.

— Я тебе открою страшную тайну — только никому, ладно? Я хотела бы… Мне тоже не очень радостно здесь, в этой комнате оставаться. Но переехать еще страшнее.

Когда-то давно — это Таня Чапе не рассказала, постеснялась — когда-то давно Таня уже была виновата в одном переезде. Много лет назад была история, о которой знали только она и Вадим. Когда вечером они столкнулись на площадке, и Вадим вдруг Таню поцеловал. Как это произошло? Как люди, которые ни разу за всю жизнь не вели светских бесед, ограничиваясь кивками при встрече и техническими междометиями, могли так же бессловесно слиться в поцелуе? Как, если она была еще школьницей, а он — уже взрослым? Таня старательно убивала любое воспоминание о том позорном, хоть и прекрасном вечере… А сейчас все и всплыло.

Не исключено, что Вадим тогда был просто пьян. Не исключено. Таня не разбиралась в нюансах. Может быть, он был огорчен, устал. Или был чем-то вдохновлен. Важно, что потом он Таню избегал, а спустя какое-то время вообще уехал. В другой город, в другую страну.

А Таня это все расшифровала как бегство, как спасение. От Тани.

Она после того поцелуя успела увидеть сто тысяч сладчайших снов о Вадиме. Она перецеловала его глаза и губы во сне миллион раз. Она писала на листках его имя всевозможными цветами и шрифтами. Она изнывала у окна, ожидая его появления. Она любила его до беспамятства.

Но он уехал, ничего не сказав, не попрощавшись.

— Чапа, — Таня закрыла глаза и снова на секунду увидела сладко-мучительный девичий сон. — Я хочу к нему. Но я не могу к нему. Он оставил меня тогда. Он не лучше Игоря.

— Куда мы идем?

— На стоянку такси.

— Зачем?

— Поедем в магазин, потом — в клуб.

— Зачем?

— Затем!

Оля обернулась — глупый! Зачем ходят по магазинам? Неандерталец драгоценный! Дикарь! Тарзан! Джордж из джунглей! Маугли!

— Сейчас зайдем в магазин, купим тебе одежду!

— А я что — голый?

— Нет, ты плохо одетый.

— И во что ты меня хочешь хорошо одеть?

— Тебе стиль вампира подойдет. Черный гольф, кожаные брюки…

— Второй ряд зубов…

— Дурачок!

— Еще какой!

Оля махнула ручкой, такси не остановилось. Безумцы! Никому не хочется денег заработать! В Москве бы из пятого ряда перестроились!