Книга Александр Великий. Дорога славы - Стивен Прессфилд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В первый раз наши солдаты видят врага. Масштаб азиатского воинства ошеломляет. Оно слишком огромно, чтобы возбуждать обычный страх. Реакция может быть только одна: трепет. Мы во все глаза таращимся на персидские полчища, и даже я не в состоянии до конца поверить тому, что открылось моему взору.
МАТЕРИАЛ СЕРДЦА
Ты спрашиваешь: сколько времени потребовалось, чтобы разработать план сражения при Гавгамелах?
Я спланировал эту битву в семь лет. Тысячу раз разыгрывалась она перед моим мысленным взором. В своих снах я видел эту равнину, представлял себе боевые порядки Дария. В своём воображении я вёл эту битву всю мою жизнь. Оставалось только воплотить её наяву.
Один день уходит у нас на то, чтобы укрепить лагерь и подтянуть тяжёлый обоз. Дарий стоит на месте. Когда я с тремя конными отрядами объезжаю поле, производя разведку местности, он мне не мешает.
Наступает ночь. Я созываю военный совет. И на сей раз сам беру слово.
— Друзья мои, мы наконец увидели диспозицию противника. Это хорошо. На сегодняшний день у нас есть уверенность по трём вопросам, по которым вчера её ещё не было. Давайте рассмотрим их подробнее.
Ничто так не успокаивает людей, которым предстоит столкнуться с колоссальной угрозой или преодолеть грандиозные препятствия, как простое перечисление фактов. Чем больше страха внушает действительность, тем более прямо и обыденно надлежит её рассматривать.
— Первое: Персидский фронт почти целиком состоит из кавалерии. Мы все видим широкие дороги, подготовленные противником для своих серпоносных колесниц. Скорее всего, Дарий планирует бросить их навстречу нашему наступающему войску. Этим ситуация отличается от имевшей место в сражениях при Иссе и Гранине, где противник ограничивался обороной. Итак, первое: неприятель не станет спокойно дожидаться нашей атаки. Он намеревается атаковать сам.
На совете присутствуют сто семнадцать человек, все до единого командиры отдельных подразделений. Ночи в пустыне, даже в летнюю пору, стоят холодные, однако я приказываю поднять пологи шатра. Солдаты должны видеть, что их военачальники заняты делом. В считанные минуты тысячи воинов замыкают наш шатёр в кольцо, настолько плотное, что ощущается терпкий запах их пота и пар от их дыхания.
— Второе: ширина неприятельского фронта такова, что он с избытком перекрывает нашу атакующую линию с обоих флангов. Это говорит о том, в какой манере будет атаковать Дарий. Он попытается произвести двойное окружение. Его кавалерия постарается обойти нас с обоих флангов, в то время как с фронта на нас обрушатся сперва серпоносные колесницы, а за ними следом обычная конница. Мы должны иметь это в виду и заранее подготовить ответ. Третье, и самое существенное, о чём надлежит подумать, — это настрой наших войск. Кавалерия противника, по всем прикидкам, составляет самое меньшее тридцать пять тысяч всадников. Наша — семь тысяч. О том, какова численность персидской и союзной пехоты, мы можем только гадать. Наши подкрепления ещё не подошли. Солдаты боятся. Даже «друзья» не демонстрируют своего обычного рвения.
— Это всё, Александр? — спрашивает Пердикка.
Шатёр взрывается смехом. Но это тревожный смех.
— О нет, — говорю я, — мы забыли упомянуть о боевых слонах Дария.
Смех замирает.
— Вот и всё, друзья мои, о чём мне хотелось поговорить на этом совете. Может быть, я что-то упустил? Может быть, кто-то хочет что-то добавить?
Мы начинаем.
Материал, которым оперирует полководец, это человеческое сердце. Его искусство состоит в том, чтобы пробудить отвагу в своих солдатах и навести ужас на врага.
Военачальник пробуждает отвагу с помощью дисциплины, боевого обучения, физической подготовки, справедливости, поддержания порядка, щедрого жалованья, мудрой тактики, хорошего оружия, снаряжения, снабжения, продуманной диспозиции на поле и, несомненно, гения собственного присутствия.
Выверенная диспозиция способствует пробуждению отваги, тогда как ошибочное боевое построение может обратить в трусов даже храбрецов.
Вот основное наступательное построение:
Иначе говоря, клин. Или, если угодно, ромб:
Клинья и ромбы — это построения, наиболее подходящие для завязывания боя. Его элементы обеспечивают взаимную поддержку; крылья поддерживают остриё, тыл подпирает крылья. Солдаты в клиньях и ромбах всегда на виду у своих товарищей. Они не имеют возможности укрыться, а струсить на глазах у всех означает покрыть себя несмываемым позором. Но самое разумное использование клиньев состоит в том, чтобы распределить их вдоль всей линии атаки. Именно это я и рекомендую своим командирам на совете сейчас, накануне битвы.
Почему войска при такой расстановке, как правило, сражаются доблестно? Я напоминаю об этом своим командирам, хотя они уже проверили данную тактику в действии — на двух континентах и на сотне полей сражений.
— Солдаты на острие атаки храбро идут вперёд, ибо знают, что их всегда поддержат товарищи, стоящие на крыльях. Они уверены в том, что обойти их с флангов и тем более окружить невозможно. Кроме того, хотя они знают, что нанести удар первыми предстоит именно им, их товарищи следуют за ними и скоро тоже ринутся в схватку. Им известно, что, если прорыв не удастся и отпор окажется слишком силён, они всегда смогут отойти и будут поддержаны всей мощью фронта. Что же до отрядов второго ряда, то по мере приближения к противнику их страх умеряется, ибо они видят, как передовые шеренги принимают на себя главный удар, тогда как сами они на данном этапе остаются вне опасности. Но самое главное, друзья мои, в том, что отвага товарищей воспламеняет их сердца. Дело в том, что солдат не является таковым в полной мере до тех пор, пока, видя, как его товарищи устремляются на врага, не исполняется решимости последовать их примеру. «Клянусь адским пламенем, я докажу, что не менее достоин!» — восклицает он. Если солдат и испытывает робость, она подавляется чувством стыда: он не может допустить, чтобы по его вине его отряд выглядел бледно по сравнению с соседними. Таким образом, преобладающими чувствами, которые движут воином в бою, становятся дух соперничества, гордость и честь. Для меня, братья, это незыблемый постулат веры. Я верю в то, что солдата, становящегося свидетелем самоотверженности товарища, его собственная благородная натура побуждает к подражанию той же высокой добродетели. Добиться такого результата невозможно ни речами и уговорами, ни посулами и наградами, для этого нужен живой пример беззаветной отваги. Вот почему, командиры, вам предписывается идти в бой впереди своих подчинённых. Вы должны служить для своих солдат образцом мужества, увлекая за собой их сердца. А доблесть идущих за вами, в свою очередь, воспламенит отвагу в рядах наших соотечественников, следующих сзади. Но я, друзья мои, верю и в большее. Верю в то, что лицезрение неустрашимости пробуждает сами небеса. Даже боги не могут оставаться равнодушными к истинной храбрости, каковая, находя отклик в их собственной, возвышенной и благородной природе, побуждает их вмешаться, дабы даровать героям то, чего они заслуживают.