Книга Русская литературная усадьба - Владимир Новиков

Рождествено принадлежало брату матери будущего писателя Василию Ивановичу Рукавишникову. Он не пользовался расположением отца из-за неустойчивого, легкомысленного характера; но, скорее всего, главной причиной был его гомосексуализм. Первоначально, согласно завещанию, Рождествено должен был унаследовать старший брат, но он умер в шестнадцатилетнем возрасте. Надо сказать, что Василий Иванович оправдал худшие ожидания отца. Миллионы незаметно просочились у него сквозь пальцы. По роду занятий он был дипломатом, но — бонвиван и светский человек — международной политикой совершенно не интересовался. В Рождествено он наезжал только летом и на непродолжительное время.

Дядя Василий постоянно уверял всех, что у него неизлечимая болезнь сердца, но никто ему не верил. Вдруг как гром с ясного неба зимой 1916 года пришло известие, что он скоропостижно умер от грудной жабы в больнице для бедных под Парижем. Рождествено дядя завещал племяннику Владимиру. Но грянувшая революция лишила будущего писателя собственности. В его памяти навсегда сохранился великолепный белый дом «александровских времен» с колоннами и по фасаду и с задней стороны, величественно стоящий на крутом холме за рекой Оредеж. Его замечательная архитектура заставляет предположить замысел выдающегося художника; называют имена И. Е. Старова или Н. А. Львова, строивших ближайшие усадьбы.

На страницах мемуаров Набоков свою жизнь представлял в виде спирали, символизировавшей гегелевскую триаду, где тезис — двадцать первых лет на родине (1899–1919), антитезис — годы европейской эмиграции (1919–1940), синтез — более или менее благополучный американский период, начавшийся в 1940 году. Но именно в США Набоков особенно остро переживал тоску по родине. Он писал: «Она впилась, эта тоска, в один небольшой уголок земли, и оторвать ее можно только с жизнью. Ныне, если воображаю колтунную траву Яйлы или Уральское ущелье, или солончаки за Аральским морем, я остаюсь столь же холоден в патриотическом и ностальгическом смысле, как в отношении, скажем, полынной полосы Невады или рододендронов Голубых Гор; но дайте мне, на любом материке, лес, поле и воздух, напоминающие Петербургскую губернию, и тогда душа вся перевертывается. Каково было бы в самом деле увидать опять Выру и Рождествено, мне трудно представить себе, несмотря на большой опыт. Часто думаю: вот, съезжу туда с подложным паспортом, под фамилией Никерброкер. Это можно было бы сделать. Но вряд ли я когда-либо сделаю это. Слишком долго, слишком праздно, слишком расточительно я об этом мечтал. Я промотал мечту».

Набоков дожил до глубокой старости. Но и на пороге ухода в мир иной его преследовали видения «первоначальной поры». Вот одно из его последних стихотворений:

С серого севера вот пришли эти снимки.

Жизнь успела не все погасить недоимки. Знакомое дерево вырастает из дымки.

Вот на Лугу шоссе. Дом с колоннами. Оредеж. Отовсюду почти мне к себе до сих пор еще удалось бы пройти.

Так, бывало, купальщикам на приморском песке приносится мальчиком кое-что в кулачке.

Все, от камушка этого с каймой фиолетовой до стеклышка матово — зеленоватого он приносит торжественно.

Вот это Батово. Вот это Рожествено.

Заключение

Культура имеет свои «области сгущения». Они образуются, как правило, в больших городах и вокруг их. Тяготение к крупным центрам естественно. Именно там есть все предпосылки для быстрого духовного созревания: университеты, театры, музеи, библиотеки. В России таких культурно насыщенных регионов было два — петербургский и московский.

Однако не следует забывать и русскую провинцию. Многие русские писатели вышли из «губернского захолустья» — и никогда об этом не забывали. Время от времени они возвращались в родные гнезда, ибо без этого считали неполной свою творческую жизнь. Слава Богу! — сегодня, проводив разрушительный двадцатый век, мы видим вокруг себя не только развалины и пепелища — даже «в глубинке». Культурная память неистребима.

Литературная карта России далеко не то, что карта географическая. Действительно, разве на этой карте обозначены Ясная Поляна, Спасское-Лутовиново, Остафьево? Если они и есть, то теряются в окружении других, совершенно ничего не говорящих названий. А на литературной карте Ясная Поляна значит куда больше, чем Тула, а это — город древний и также сохраняющий и исторические и культурные воспоминания. Но все-таки он скромно отходит в тень рядом со знаменитым писательским гнездом.

К сожалению, литературной карты России пока еще нет. Существуют только наброски ее, созданные трудами писателей, историков, краеведов. Можно указать ряд книг, более или менее полно описывающих литературное прошлое российских земель — орловской, курской, пензенской. Следовательно, впереди работы — непочатый край.

Почему необходимо проделать такую работу? Прежде всего для того, чтобы понять наш сегодняшний день — кто мы? что мы? куда идем? Н. А. Бердяев писал по этому поводу: «В воле нации говорят не только живые, но и умершие, говорит великое прошлое и загадочное еще будущее. В нацию входят не только человеческие поколения, но также камни церквей, дворцов и усадеб, могильные плиты, старые рукописи и книги. И чтобы уловить волю нации, нужно услышать эти камни, прочесть истлевшие страницы»[198].