Книга Загадочная Московия. Россия глазами иностранцев - Зоя Ножникова

Захотят ли русские присылать на помощь западным европейцам своих воинов — другой вопрос. В Европе о Московском государстве думали по-разному. Кто-то считал, что это очень богатая страна, что в ней неисчислимое количество драгоценных камней, соли, зерна, леса, мехов, и что все это получить очень легко. Кто-то думал, что в Московии ничего не растет, а народ там настолько дикий, что и не пытается хоть что-нибудь вырастить. Кто-то полагал, что русские бывают пьяны круглый год и не в состоянии заниматься чем-либо полезным. Были и такие, кто говорил, что русские гораздо праведнее европейцев и воистину подлинно христианский народ.

Да, подумал Барон, пришла пора объединяться. И, конечно, не одним славянам, как полагал Юрий Крижанич, но всем европейским христианским народам. Объединившись, они смогут остановить могучий натиск исламской Порты и не дать Полумесяцу торжествовать над Крестом. Но предпосылка объединения — понимание. Чтобы сражаться вместе, надо знать и доверять друг другу.

Герб московский, «Титулярник», 1672 г.

Когда послы находились в Москве, им многое должно было вменяться в обязанность. Следовало постараться разведать, не будет ли в ближайшее время исходить от русских какая-либо опасность, и, главное, какую пользу можно извлечь из дружественных отношений с ними, чем в действительности богата их страна, и какую часть своих богатств, если они у них есть, русские готовы разделить с соседями. Главное же богатство Московского царства — люди. Их и надо понять.

Именно такова была цель ожидаемого императором Священной Римской империи от Барона подробного описания Московии. Император надеялся, что его доверенный слуга сумеет из многочисленных книг, дипломатических донесений и путевых заметок, которые были написаны иностранцами, жившими в Москве, извлечь зерно истины. Но более всего император доверял государственному опыту, житейской мудрости и проницательности старого посла.

Земля и недра

Исчерпывающую характеристику давней Московии дал еще Герберштейн. Его талантливым пером были обрисованы границы Руссии и земли, ее составлявшие. Повторять книгу Герберштейна Барон не видел смысла, она была хорошо знакома всей грамотной Европе, и любой человек, заинтересовавшийся русским государством, мог легко найти Московию Герберштейна. Однако казалось интересным сопоставить описания XVI века с наблюдениями более поздних путешественников, например, такого внимательного автора, как Олеарий:

«Обширная страна эта во многих местах покрыта кустарником и лесами, большею частью — соснами, березами и орешником; много мест пустынных и болотистых. Тем не менее, однако, ввиду доброго свойства почвы, земля, где она хоть немного обработана, чрезвычайно плодородна (исключая лишь немногие мили вокруг города Москвы, где почва песчаная), так что получается громадное изобилие хлеба и пастбищ. Голландцы, например, признают, что несколько лет тому назад, во время большой дороговизны, Россия сильно помогла им своим хлебом. Редко приходится слышать о дороговизне в этой стране. В иных местах в стране, где хлеб не находит сбыта, земля не обрабатывается более, чем требуется для надобностей одного года, хотя это было бы возможно. Там никаких запасов не собирают, так как все уверены в ежегодном богатом урожае. Поэтому-то они и оставляют много прекрасных плодородных земель пустынными, как я сам это видел, проезжая через некоторые области с тучным черноземом, которые там поросли такою высокою травою, что она лошадям покрывала брюхо. Эта трава также, ввиду изобилия ее, ни разу не собиралась и не употреблялась для скота.

Следует удивляться и тому, о чем нам сообщали в Нарве: на русской стороне, сейчас же за рекою, земля гораздо лучшая, и все растет быстрее и лучше, чем по сию сторону Нарвы в Аллентакене, хотя отделяется одна сторона от другой лишь рекою. В этом месте в Ингерманландии так же, как и в Карелии, России и Лифляндии на севере, земледелец бросает семена в землю всего за три недели до Иванова дня[59]. Затем семя, ввиду постоянного согревания солнцем, которое еле касается горизонта при закате, на глазах у наблюдателей растет, так что в течение семи или самое большее восьми недель успевают и посеять и пожать. Если бы они и пожелали раньше совершить посев, все равно семя не могло бы приняться вследствие скрытого в земле мороза и холодных ветров.

Коломна, из А. Олеария

У русских и в отношении жатвы имеется то преимущество перед лифляндцами, что они обыкновенно могут собрать свой хлеб сухим в амбары и кучи, в то время как лифляндцы принуждены сушить свое зерно на огне. В каждом сельском имении там имеются особо построенные сараи или дома, называемые у них ригами; в них хлеб, пока он еще в колосьях, накладывается на бревна, над печью, вроде таковой в пекарне; затем разводится огонь и поднимающимся жаром зерно сушится. Часто бывает, что подобные риги сгорают вместе с хлебом. Зерно, которое некоторое время сушилось в подобной сушилке, не дает такого хорошего семени для посева, как то, что само высохло. В некоторых местах, особенно в Москве, имеются и великолепные садовые растения, вроде яблонь, груш, вишен, слив и смородины. Положение, следовательно, здесь совершенно иное, чем то, что изображают Герберштейн, Гвагнин и другие писатели, утверждающие, будто в России, вследствие сильного холода, совершенно не находится плодов и вкусных яблок. Между другими сортами яблок у них имеется и такой, в котором мякоть так нежна и бела, что если держать ее против солнца, можно видеть зернышки. Однако, хотя они прелестны видом и вкусом, тем не менее, ввиду чрезмерной влажности, они не могут быть сохраняемы так долго, как в Германии.

Тут же имеются и всякого рода кухонные овощи, особенно спаржа толщиною с палец, какую я сам ел у некоего голландского купца, моего доброго друга, в Москве, а также хорошие огурцы, лук и чеснок в громадном изобилии. Латук и другие сорта салата никогда не садились русскими; они раньше вообще не обращали на них внимания и не то, что не ели их, но даже смеялись над немцами за употребление их в пищу, говоря, что те едят траву. Теперь некоторые из них начинают пробовать салат. Дыни производятся в огромном количестве; в разведении их многие находят себе материал для торговли и источник пропитания. Дынь не только растет здесь весьма много, но они и весьма велики, вкусны и сладки, так что их можно есть без сахару. Мне еще в 1643 году подобная дыня, в пуд (то есть сорок фунтов) весом, была поднесена добрым приятелем на дорогу, когда я в то время уезжал из Москвы.

В посадке и уходе за дынями у русских имеются свои собственные выгодные приемы, которые частью описаны Герберштейном. Они мягчат семя в парном молоке, а иногда в отстоявшейся дождевой воде, прибавив к ней старого овечьего помета. Затем на земле устраиваются из смешанных лошадиного навоза и соломы удобренные гряды глубиною в два локтя. Сверху покрываются они хорошей землею, в которой они устраивают неглубокие ямы шириною с пол-локтя. В середину садят они зерно, чтобы не только тепло снизу, но и собранный со всех сторон жар солнца согревал и растил семя; ночью покрываются эти гряды от инея и мороза крышками, сделанными из слюды; временами крышки эти остаются и днем. После этого они обрезают отросшие в сторону ветви, а иногда и концы побегов. Таким образом, прилежанием и уходом своим они помогают росту.