Книга Ухожу от тебя замуж - Мария Воронова

– А как мне было не поверить, если он сначала бросил меня, а потом вдруг вернулся? Все логично укладывалось в эту версию.

– Слушай, раз уж у нас с тобой откровенный разговор, признаюсь, что действительно ходил к ним. Но ты была просто никакая, умирала у нас с мамой на глазах, так что мне было делать? А вдруг ты была беременна? Я знал, что ты скорее руки на себя наложишь, чем признаешься нам. Ну вот я и поперся в ту семейку, но я не угрожал и не шантажировал, клянусь тебе! Я сказал, что пришел с миром, как взрослый человек к взрослым людям. У детей отношения, и не надо относиться к этому легкомысленно только потому, что они дети. Наоборот, для семьи лучше, когда люди вместе с юности. Ну, все такое.

– Ты хочешь сказать, что не пугал их армией и крахом карьеры?

– Да что я, сумасшедший? Просто доброе отеческое увещевание. Это сейчас принято, что люди должны самостоятельно разбираться, а в наше время была иная идеология. Отношения заходят в тупик, но появляется добрый и мудрый старик Парткомыч, который все разруливает не хуже семейного психотерапевта.

Александра вздохнула. Тяжело ей было принять, что Виктор женился на ней из страха. Но из страха перед страхом? О нет, тут уж простите!

Как можно было принять за угрозу обычный человеческий порыв, беспокойство отца? Испугаться опасности, которой не было, и потом всю жизнь ненавидеть человека за собственную трусость и наконец отомстить подло и мелко, пороча в глазах собственной дочери?

Как она теперь вернется в эту семейку, зная, что они лгут как дышат? Как будет целовать Виктора перед уходом на работу, зная, что вскоре эти ласковые губы присосутся к какой-нибудь бабе? Как станет улыбаться Альбине, которая нагло говорит про отца лживые гадости?

– Поехали домой, – вдруг сказал папа. – Дождемся Витьку, или кто там первый придет из их кодлы, сдадим детей, и я тебя отвезу к тебе или к нам с мамой, если хочешь.

Она покачала головой:

– Нет, пап, я останусь.

– Да зачем, дочка? Все равно пора завязывать с этой благотворительностью, так почему бы не сегодня?

– Пап, тут столько вранья мы с тобой перелопатили, что больше невозможно. Так что говорю, как есть: я люблю этих детей и буду с ними во что бы то ни стало.

Отец только руками развел.

* * *

Несколько дней ничего не происходило. Стрельников сидел у себя в кабинете и непонятно чем там занимался. Лариса Васильевна, выйдя по графику на дежурство, выглядела спокойно и безмятежно, непохоже было, что кто-то заводил с ней речь о пенсии. Соня предупредила ее, что Стрельников бесится и строит козни, но разговор с главврачом передавать не стала, чтобы не тревожить старушку лишний раз.

К счастью, это дежурство прошло тихо, наверное, первый раз за всю практику Ларисы Васильевны. Несколько панарициев и почечных колик, конечно, не дали ей отдохнуть, но не произошло ничего такого, что позволило бы Стрельникову снова обвинить ее в некомпетентности.

На утренних конференциях главврач с начмедом были с Соней вполне любезны, но она понимала, что возмездие обязательно настигнет. Ни один здравомыслящий руководитель не проглотит просто так строптивость подчиненного.

На всякий случай она подбила всю документацию, чтобы у администрации не было оснований даже для мелких упреков, и сделала заверенную копию истории болезни злополучного пациента, понимая, что Стрельников может ее втихаря переписать.

В четверг ей позвонила секретарь и сказала, что завтра в три у главного врача состоится заседание комиссии по этике, на котором Соню очень ждут.

Надо же, комиссия по этике! По этике! Будто мы в Древней Греции, а не в занюханной пригородной больничке.

Соня представила себе главного врача в развевающихся старинных одеждах, с лирой и лавровым венком на голове, но это не помогло. Она боялась. Знала, что не сдаст своих позиций и не предаст Ларису Васильевну, но очень боялась, что придется возражать, вслух говорить людям, что они не правы.

Комиссия по этике составилась из тех же действующих лиц – главврача, бессловесного начмеда и Стрельникова. В углу кабинета Соня увидела Ларису Васильевну и разволновалась: силы явно не равны. Впрочем, старушка держалась спокойно, улыбалась и подмигнула Соне. Грозно сдвинув брови, главврач начал заседание и только произнес «вопиющий случай», как дверь отворилась и на пороге показался Ивлиев.

– Я тут не последний человек в больнице, – буркнул он. – И не самый плохой хирург, но на всякий случай привел с собой настоящего эксперта. Ян Александрович Колдунов, прошу любить и жаловать.

Профессор Колдунов вошел, обменялся со всеми мужчинами рукопожатиями, вежливо кивнул Ларисе Васильевне и Соне и сел в торце приставного стола, напротив главврача.

– Послушайте, – сказал тот несколько растерянно. – Это наш внутренний вопрос…

– Нет, это вы послушайте, – перебил Ивлиев. – Если люди не могут между собой договориться, то чем скорее они спросят беспристрастного судью, тем лучше. Вот я привел. Он хоть мой ученик, но судить будет по справедливости.

– И все же так не делается.

– Да?

– Я разбирал многие спорные случаи, – вмешался Ян Александрович, – и сейчас моя роль самая простая – сориентировать вас, как дело пойдет дальше, если вы дадите ему ход, вот и все. Клянусь, что никакой предвязтости у меня нет, я не желаю никого выгораживать и спасать или, наоборот, топить. Просто мой учитель попросил помощи в нестандартной ситуации, и я не могу ему отказать. Гиппократу клятву давал, грешен.

– Что ж, приступим. – Главврач откинулся на спинку кресла.

Соня перевела взгляд на Стрельникова – тот сидел красный и напыщенный, будто проглотил светофор с запрещающим сигналом. После спокойных слов Колдунова Виктор Викторович уже не мог обличать Ларису Васильевну без того, чтобы не скатиться в базарный тон, поэтому прошла долгая пауза, прежде чем он сказал, что дежурный врач был обязан поставить в известность оперирующего хирурга.

– Да, это так, – согласился Ян Александрович. – Я от своих ординаторов требую того же.

Лариса Васильевна только развела руками, мол, простите, и Стрельников повторил все то, что говорил в прошлый раз.

– Вы считаете, что дежурный хирург занималась гипердиагностикой? – спросил Колдунов любезно. – Установила кровотечение, которого не было, а потом написала неправду в протоколе операции, чтобы оправдать свою тактику? Что ж, подобное вполне возможно. Хоть диагностическая лапаротомия в экстренной хирургии до сих пор не считается ошибкой, все же мы стараемся, попав впросак, натянуть какой-нибудь хирургический диагноз. Все люди, все человеки.

Соня нахмурилась. Сначала, увидев Колдунова, она приободрилась, поверила, что пришла помощь, но теперь становилось ясно, что Ян Александрович не собирается никого выручать. Пусть он гнал на Стрельникова тогда ночью, пусть говорил о нем всякие гадости, ну и что? Просто злословил за глаза, а открыто бороться с ним не хочет. В самом деле, кто такая Соня или Лариса Васильевна, чтобы их защищать?